над нею ладонями, и девочку укрыл от холода полог из паутины пополам с летучими семенами тополя и одуванчика. Согревшаяся, девочка мирно спала, но сам Время бодрствовал всю ночь напролет, глядя в звездное небо.

Поутру девочка села, протерла глаза, смахнула с лица тополиный пух и огляделась в поисках Времени. Вымокший в росе, пропахший нежными ароматами полевых цветов, Время поднялся из травы и пожелал ей доброго утра.

– Мне лицо умыть нужно, – сказала девочка, – да и поесть, и напиться воды не мешало бы тоже.

Понимая, что все это ей вправду необходимо, Время согласно кивнул.

– Невдалеке есть ручей, – отвечал он. – Правда, течет он к востоку от нас, но тут уж ничего не поделаешь.

Повел он девочку к ручью, и вскоре его борода, белая, словно снег зимой, засеребрилась изморозью, а после сделалась серой, как сталь.

Что же до девочки, шагавшая о бок со Временем, она становилась младше и младше, и до ручья дошла примерно в том же возрасте, в каком Время застал ее за мирной игрою с горошинами на обочине пыльной дороги. Но, несмотря на нежданную перемену, она дочиста вымыла лицо и руки, а после принялась пить, горсть за горстью черпая из ручейка холодную, свежую воду, пока Время собирал для них обоих дикие ягоды.

– Батюшка Время, отчего вода так холодна? – спросила девочка. – Она тоже спала всю ночь, только ее укрыть было некому?

Припомнив людские обычаи и даже кое-какие обыкновения маленьких девочек, Время усмехнулся в усы.

– Нет, – отвечал он. – Поверь моему слову, малышка: вода, которую ты пьешь, всю ночь усердно трудилась, не зная покоя, текла по камням да корням. Течет она со склонов высоких гор, куда даже Крокус еще не забредал.

– Оттуда, где люди бьются друг с другом?

– Да, – кивнув, подтвердил Время. – Вот уже тысячу лет вы, Люд Восточный, воюете с Людом Западным, превратив высокогорные луга в поля сражений. И в той воде, которую пьешь ты, несомненно, имеется кровь, хотя так мало, что для глаза она незаметна. Ну как? Тебе все еще хочется пить?

Девочка слегка оробела, но, наконец, зачерпнула из ручья еще пригоршню.

– Да, – сказала она, – ведь больше-то напиться нечем.

Время снова кивнул.

– Сам я, по большей части, пью чистый дождь, смешанный с каплей-другой росы, а ни в дожде, ни в росе крови нет. Однако для тебя это не годится: до нового дождя ты можешь погибнуть от жажды. Пей уж, как привыкла.

Рука об руку двинулись они на запад, лакомясь лесной малиной из шляпы старого Времени, и девочка едва доставала ему головой до бедра. Но вскоре ее макушка достигла пояса Времени, а когда малина из шляпы была съедена без остатка, девочка почти сравнялась с ним ростом, однако путники, по-прежнему держась за руки, шли, шли по бескрайней равнине.

Так подошли они к зеленому Веру, великому городу, Гордости Востока, и всякий видевший их вдвоем полагал, будто это дед с внучкой, и улыбался, слыша, как Время спрашивает, не утомилась ли она, не слишком ли труден был путь, так как девочка выросла стройной, гибкой, длинноногой; щеки румянее яблок, губы – что две малиновых ягоды, глаза темнее полночного неба…

И так уж случилось, что, входя в город, попались они на глаза Патизифу, принцу Востока, владыке всех земель, лежащих за Лагосом, маркграфу Махвитскому и вильдграфу Великих Лесов, младшему из сыновей императора, однако ж наследнику Нефритового Трона (ибо посчастливилось ему пережить и оплакать пятерых братьев). Патизиф инспектировал Стражу Городской Стены, караульных из мальчишек да стариков, и сими хлопотами был весьма раздражен, так как всей душой рвался на войну, уверенный, что уж он-то добьется победы, которой закаленные во множестве битв воины его сурового отца не сумели одержать за тысячу лет, самое большее, через неделю. Но вот, стоило принцу отвлечься от пуговиц и сапог, от сверкающих полировкой палашей в руках мальчишек и вороненых баклеров в руках стариков, взгляд его упал на девочку (выросшую в юную женщину), пришедшую в город со Временем.

Немедля распустив жидкий строй, он сдернул с пальцев три драгоценных перстня, упрятал их в карман, залихватски сдвинул набекрень шляпу и стрелой бросился вниз, дабы встретить путников у ворот, где их придирчиво допрашивали часовые.

– Старик, – сказал начальник караула, – ты должен ответить, кто вы такие и по какой надобности идете в столицу.

– Как видишь, сын мой, я всего-навсего бедный анахорет, – объяснил ему Время. – Для себя мне в вашей величавой столице ничего не нужно, и в итоге я ровным счетом ничего от нее не получу – ну, разве что пару треснувших кирпичей да красивых осколков малахита. Однако вот это дитя хочет узнать побольше о мире и о войне, оставившей ее без отца, и мне пришлось пойти с нею, так как без меня она не добралась бы сюда.

Именно в этот миг к ним и подошел принц Патизиф.

– Друг мой, – заговорил он, улыбнувшись начальнику караула (до глубины души пораженному этаким обращением со стороны горделивого юного паладина), – по-моему, даже тебе должно быть очевидно: эти путники не замышляют ничего дурного. Старик слишком немощен, чтоб хоть кого-нибудь одолеть, а эти глаза, конечно, способны в один миг сразить целую армию, но подобные завоевания миру отнюдь не в ущерб!

Начальник караула вытянулся в струнку и отсалютовал.

– Долг службы велит мне, господин, допросить всякого, желающего войти во вверенные мне ворота.

– И это ты уже исполнил, – заметил принц Патизиф. – Я просто напоминаю, что долг службы также велит тебе, убедившись в доброте намерений путника, более ему не препятствовать. Я этих путников знаю и ручаюсь за них. Ты удовлетворен?

Начальник караула отсалютовал вновь.

– Так точно, господин! Вполне, господин!

– Тогда идемте, друзья мои, – с улыбкой сказал принц Патизиф, указывая в сторону небольшого парка с игривым душистым фонтанчиком посередине. – Этот тихий уголок существует единственно ради того, чтобы приветить вас. Не хотите ли омыть ноги в прохладной воде фонтана? Присаживайтесь на край чаши, а я пока принесу немного еды и бутылку вина вон из той харчевни.

Время с наслаждением растянулся во весь свой немалый рост на мягкой зеленой траве, а очарованная гостеприимством девочка позволила принцу Патизифу поддержать ее под руку, переступила через край чаши и села, окунув в певучие воды фонтана натруженные за день ноги.

– Как же в столице узнали о нашем приходе, чтобы парк вовремя приготовить? – спросила она.

Принц Патизиф поджал губы, притворяясь глубоко задумавшимся.

– Мы были уверены, что кто-нибудь, достойный этого парка, к нам когда-нибудь да