один перегородивший дорогу танк, над ведущим колесом которого в свете фонаря, совершенно не обращая внимания на шум сражения, возились два солдата. Одного Иван пристрелил, а второй сдался и забрался сзади в джип под надзором русского. У нас не получилось бы ни объехать сломанный танк, ни передвинуть его, поэтому пришлось развернуться и, не доезжая до поля битвы, свернуть на найденную Сандерсом ослиную тропу и спускаться на дно долины. Отблески пожара сверху помогли нам без происшествий добраться до русла. По гравию и булыжникам мы поднимались против течения на самой низкой передаче. К счастью, дожди еще не начались и вместо мощного потока здесь протекал еле заметный ручеек, иначе бы наши джипы и по сей день торчали бы там. Наш услужливый пленник, как только джип начинал буксовать, спрыгивал на землю, чтобы его подтолкнуть, и сразу же забирался назад, как только колеса переставали крутиться вхолостую.

Мы пробирались вверх по ручью три часа. Склоны долины казались такими крутыми, что возникали опасения, сумеем ли мы вообще оттуда выбраться. На рассвете я остановился для сеанса радиосвязи. Мне требовалось срочно передать сведения Королевским ВВС. Где мы находимся, я не представлял, но, к счастью, точно знал, где располагались две роты 16-й танковой дивизии. Я дал координаты по карте и в качестве приметы указал на выпирающий, будто нос, участок леса. Бьютимену тоже повезло тем утром: как только он развернул антенну, Брукс ответил. Всего за час мы завершили передачу и продолжили движение. Через некоторое время я с удивлением заметил в небе наши бомбардировщики, летящие к месту стоянки танков, – тогда авиация крайне редко отдавала приоритет таким спонтанным тактическим целям. С ночи мы продвинулись не так далеко, поэтому отчетливо слышали звуки бомбежки.

Ближе к вечеру наше положение стало еще интереснее: долина сужалась, а по обоим ее склонам в паре сотен метров над нами вились дороги, так что иногда мы даже видели над парапетами верхушки грузовиков. Скорее всего, даже если бы они нас заметили, ничего бы не произошло: немцы приняли бы нас за своих. Но мы-то знали, что находимся на территории врага, и это осознание заставляло нас ждать катастрофы в любой момент и пробираться вперед с замиранием сердца. Недосып и усталость лишь повышали тревожность, поэтому я впервые решил принять таблетку бензедрина, которым медик воздушно-десантной дивизии снабдил меня еще в Северной Африке. Уже через полчаса самообладание вернулось ко мне, сознание прояснилось, а на наши невзгоды я посмотрел со сдержанным оптимизмом. Однако бензедрин действует на всех по-разному. Большинство из моих людей, попробовав его однажды, плевались и отказывались потом принимать это средство: таблетки лишь делали их вялыми и угрюмыми. Бен Оуэн и вовсе умудрился от него заснуть. Безусловно, существует масса предубеждений относительно таких препаратов, и я их частично разделяю, но лично мне бензедрин не раз помогал.

К пяти вечера долина расступилась, усыпанное галькой русло расширилось, и ехать стало проще. Вдалеке мы увидели, как обе дороги сходятся у моста через реку. Я нашел его на карте и установил, что за двенадцать часов пути мы продвинулись на восемь километров. По мосту двигалась вражеская колонна, поэтому мы остановились в тени берега, чтобы поужинать, а потом я и Кэмерон отправились осмотреть переправу, где обнаружили, что на правом берегу без особого труда получится соорудить пандус, по которому наши джипы выберутся на дорогу. Вернувшись в лагерь, мы увидели, что Иван снял с пленного ботинки, а для верности еще и штаны, поэтому, хотя немецкие колонны ехали по дороге всего в трехстах метрах, шансов на побег у него не оставалось.

С наступлением темноты мы загнали джипы под мост и принялись строить пандус. Мы очень спешили и не прекращали работу, даже когда мимо проезжала очередная колонна. К полуночи все пять наших джипов выехали на дорогу и до рассвета нашли trattúr. Свернув на него, мы оставили позади главное шоссе из Фоджи в Неаполь. С прошлого раза линия фронта заметно изменилась, но до Аккадии мы добрались без труда. Отправив Сандерса и его патруль в Чериньолу на отдых, сам я поспешил с Иваном и его пленником в штаб 8-й армии.

Мне хотелось разобраться в происходящем. Я получал ежедневную краткую радиосводку, но чувствовал, что события развиваются быстрее, чем мы успеваем о них узнавать. Также я хотел повидать своих друзей, с которыми последний раз виделся полгода назад в Габесе, где тогда располагался штаб 8-й армии, и обсудить с ними вопросы, совершенно не связанные с войной. Я как будто вернулся домой: штаб я нашел почти таким же, каким он был в пустыне, хоть и совершенно в иных декорациях. Как и прежде, он размещался в палатках и фургонах, хотя другие штабы предпочитали устроиться в каком-нибудь ближайшем замке. Здесь такими глупостями не занимались, а также не тратили время на грызню, зависть и интриги. Благодаря тому что здесь работали как отличные кадровые военные, так и талантливые офицеры, продвинувшиеся по службе уже во время войны, в 8-й армии царили широта взглядов, свобода от предрассудков, универсальная компетентность по любым вопросам. Оперативное и разведывательное управления возглавляли выходцы из Оксфорда, люди сугубо гражданские. С некоторым сожалением я отмечал, что Кембридж, моя alma mater, в этом поколении не произвел сопоставимого количества выдающихся людей. Хотя, возможно, все они находились дома и занимались научной работой.

Разведывательное управление возглавлял Билл Уильямс, в мирной жизни преподаватель истории из Оксфорда. Его заинтересовала наша встреча с 16-й танковой дивизией, но вовсе не из-за нашей остроумной проделки: до сих пор в Италии 8-я армия не встречала танковых частей противника. Он нуждался в бо́льших объемах информации, чем могли предоставить я и пленник Ивана, но поблагодарил меня за своевременное предупреждение – теперь их появление не станет неприятным сюрпризом. Я вызвался побольше разузнать об их численности и планах.

Покончив с текущими делами, мы переключились на другие темы. Я настолько глубоко погрузился в свои дела, что совсем упустил из виду общий ход войны – газеты ко мне не поступали, а новости по Би-би-си я слушал редко. Мнение Билла, что исход войны решится не в Италии, ошарашило меня. Он уже тогда предвидел, что переправы через реки обернутся затяжными боями. Еще больше меня удивили его рассуждения о внутренней политике и уверенной победе лейбористов на послевоенных выборах. Такие вопросы полностью исчезли из моего поля зрения, и я с радостью вновь почувствовал себя гражданином мира.

Тем временем, буквально за те два дня, которые я провел в