Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Забрав свой патруль, солнечным утром я выехал за аванпосты 4-й бронетанковой бригады и двинулся вперед на нейтральную территорию по деревенской дороге между живых изгородей. Горы здесь резко взмывали ввысь: в трех километрах впереди и в шестистах метрах сверху лежал маленький городок под названием Альберона. Мы осторожно поворачивали по направлению к нему, когда навстречу нам в экипаже выехал смешной усатый коротышка. Он распознал в нас британцев и истошно заорал, предупреждая о немецкой заставе в конце прямого участка дороги, по которому мы собирались проследовать. Чтобы избежать ненужной встречи, мы прямо сквозь правую изгородь вломились в фруктовый сад и там посовещались с нашим новым знакомым. Успокоившись, он оказался разумным и полезным человеком. С его помощью сначала по одному проселку, потом по другому мы объехали вражеский пост по широкой дуге и разбили лагерь в лесу у подножия гор, где и провели следующие тридцать шесть часов. Наш отважный маленький товарищ отправился в Альберону, чтобы привести местного кадастрового инженера, по его словам, выдающегося человека, художника, яростного врага фашистов, немцев и прочих тиранов. Со своим героем он обещал вернуться к полуночи.
Наш лесок рос на небольшом пригорке, к которому невозможно было подобраться незамеченным. Мы расположили джипы так, чтобы прикрыть все подходы, выставили часовых и весь день отдыхали. В бинокль я оглядел вздымающиеся горы, выискивая возможные пути наверх, а затем уснул до вечера. У меня давно выработалась привычка спать при любой возможности, даже если это всего на полчаса, а тут мне выпало целых пять часов покоя. Вечером появилась группа крестьян, которые принесли яйца, ветчину и огромный кувшин вина. Они рассказали, что прячут беглого британского военнопленного, и попросили разрешения ночью привести его ко мне. Я не возражал, но они снова вернулись, сообщив, что их беглец очень подозрителен и требует подтверждения, что мы действительно англичане. Я вручил им специальную армейскую купюру достоинством в два шиллинга, коричневую обложку карманного полевого справочника с черной резинкой и кусок красно-белой полосатой ветоши, которую в британской армии выдавали для чистки оружия. С этими вещицами они удалились.
Со дня нашей высадки в Италии, да и вообще за последние полгода, мы не видели ни капли дождя и даже почти забыли о таком природном явлении, так что не брали с собой и соответствующего снаряжения. Но именно этим вечером на небе наконец собрались тучи, и вскоре после наступления темноты на нас обрушился поистине тропический ливень. Чтобы защититься от него, я надел куртку парашютиста, но она даже не была водонепроницаемой. В темноте кто-то подошел к нам, шлепая по лужам. Я посветил фонарем: это снова вернулись крестьяне. Беглый британец, сказали они, ждет на опушке и просит прийти меня одного. Бедняга изрядно натерпелся и стал очень, очень подозрителен.
На окраине леса я увидел высокую фигуру в крестьянской куртке поверх потрепанной офицерской формы. Вода текла по ней ручьями. Я посветил на себя фонарем, шагнул вперед, мы поздоровались.
– Вы действительно британец? – спросил он.
– Так точно, – ответил я. – Меня зовут Пеняков, майор Пеняков. Я здесь главный. – Что я еще мог сказать, чтобы убедить его? – Командую разведывательным подразделением 8-й армии. Давайте пойдем в мою машину и выпьем.
Я взял его под руку, и он поплелся за мной. Кэмерон достал виски, и мы по очереди глотнули из бутылки. Нам даже удалось закурить, но теплый дождь, капли которого падали нам на шеи и стекали вниз прямо до ботинок, скоро погасил наши сигареты.
– Меня зовут Клоппер, – сказал он. – Я из Южноафриканской дивизии. Вы, возможно, меня помните, я тот самый генерал, который командовал под Тобруком в сорок втором.
Еще бы, я слишком хорошо помнил, как после падения Тобрука нам приходилось прятаться буквально по кустам. Слухов на этот счет тогда ходило немало, но никакими достоверными фактами я не располагал. Тогда я совершенно несправедливо принял на веру, что катастрофа лежит на совести одного человека, который сейчас стоял передо мной под дождем. Он решился на побег из, как я мог предположить, вполне комфортабельных условий плена. Я испытывал неловкость, но под таким ливнем не имело смысла соблюдать все тонкости приличий.
– Помню, об этом было много разговоров, в основном крайне неприятных, – сказал я. – Скоро вы узнаете, что множество недостаточно информированных людей считают, будто вы слишком легко сдались.
Под покровом ночи до сути дела добраться оказалось неожиданно просто.
– Я знаю, – ответил он. – Именно поэтому я хочу поскорее вернуться в Союз. Там суд разберется.
Теперь мы могли говорить начистоту и между нами завязалась долгая дружеская беседа. Говорил в основном я, поскольку генерал почти полтора года был отрезан от внешнего мира и сейчас стремился наверстать упущенное. На следующее утро я распорядился отправить его в тыл, и мы расстались.
В полночь из Альбероны явился кадастровый инженер, человек суровый, беспокойный и преисполненный желания помочь. Он сообщил, что в Альбероне у немцев небольшой гарнизон и примерно такой же – в Вольтурино, в пяти километрах севернее. Дороги между городами не было, только горная гряда, свободная от противника. С собой инженер принес прекрасно выполненный план Альбероны с аккуратно обозначенными немецкими позициями. Дорога к городу в теснине пересекала горный ручей, мост через который был заминирован и готов к подрыву, а подходы к нему перекрывали пулеметы, установленные на высоком левом берегу.
Инженер сомневался, что наши джипы поднимутся в гору по бездорожью между Альбероной и Вольтурино. По его мнению, попытаться стоило только в одном месте, но там в любом случае потребуется хорошенько раскопать себе дорогу. Зато в конце мы без проблем снова выберемся на шоссе. Он предложил мне отправить утром кого-то вместе с ним на пешую разведку. Мною владело слепое предубеждение, что разделять патруль ни в коем случае нельзя, поэтому я отклонил это разумное предложение (и очень зря). Осознавая риск не пройти через горы с джипами, я все-таки попросил инженера вернуться следующим вечером и выступить