Возражения? Чему, собственно? Что вместоТемного мага Егор станет Светлым? Что попытается, пусть тысячу раз неудачно,нести людям Добро? Что Светлана станет Великой Волшебницей?

Пусть и пожертвовав при этом всемчеловеческим, что в ней пока есть.

— Я не буду ничего говорить, — сказал я. Мнепоказалось — или в глазах Гесера мелькнуло удивление?

Трудно понять, о чем на самом деле думаетВысший Маг.

— Начинаем, — сказал он. — Светлана, тызнаешь, что должна делать.

— Знаю, — она смотрела на меня.

Я отошел на несколько шагов. Гесер — тоже.Теперь они остались вдвоем, Светлана и Егор. Одинаково растерянные. Одинаковонапряженные.

Я покосился на Завулона — тот ждал.

Светлана открыла футляр — щелчок застежкипрозвучал как выстрел, медленно, будто против силы достала оттуда мелок. Совсемкрошечный. Неужели он так сточился за тысячелетия, когда Свет пытался менятьсудьбу мира?

Гесер вздохнул.

Светлана присела на корточки и начала рисоватькруг, заключая в него себя и мальчика.

Мне нечего сказать. Мне нечего сделать.

Я собрал столько Силы, что она льется черезкрай.

У меня есть право творить Добро.

Не хватает самой малости — понимания.

Дохнул ветер. Робко, осторожно. Затих.

Я посмотрел вверх и вздрогнул. Что-топроисходило. Здесь, в человеческом мире, небо заволокли тучи.

Я даже не заметил, когда они пришли.

Светлана закончила рисовать круг. Поднялась.Попытавшись глянуть на нее сквозь сумрак, я сразу же отвернулся. В ее рукебудто пылал раскаленный уголек. Чувствует ли она боль?

— Надвигается буря, — сказал издали Завулон. —Настоящая буря, какой не было давно.

Он засмеялся.

Никто не обратил на его слова внимания. Развечто ветер — он начал дуть ровнее, все усиливаясь. Я посмотрел вниз — там покабыло спокойно. Светлана вела кусочком мела в воздухе, будто обрисовывая что-товидимое лишь ей. Прямоугольный контур.

Узор в нем.

Егор тихо застонал. Запрокинул голову. Ясделал было шаг вперед — и остановился. Мне не пройти барьера. Да и ни к чемуэто.

Не в этом дело.

Когда не знаешь, как поступить, нельзя веритьничему. Ни холодной голове, ни чистому сердцу, ни горячим рукам.

— Антон!

Я посмотрел на Гесера. Шеф казался чем-тоозабоченным.

— Это не просто буря, Антон. Это ураган. Будутжертвы.

— Темные? — просто спросил я.

— Нет. Стихии.

— Немножко перебрали со средоточием силы? —поинтересовался я. Шеф не отреагировал на насмешку.

— Антон, какая степень магии тебе позволена?

Конечно же, он знал о сделке с Завулоном.

— Вторая.

— Ты можешь остановить ураган, — сказал Гесер.Просто констатируя факт. — Все кончится проливным дождем. Ты собрал достаточносилы.

Ветер навалился снова. И он уже не собиралсяпрекращаться. Ветер рвал, давил, будто решив снести нас с крыши. Ударили струидождя.

— Пожалуй, это последний шанс, — добавил шеф.— Впрочем, решать тебе.

Со стеклянным звоном вокруг него возниксиловой щит, будто Гесера накрыли кульком из мятого целлофана. Еще ни разу я невидел, чтобы маг применял такие меры защиты от заурядного буйства стихии.

Светлана, в развевающемся платье, продолжаларисовать Книгу Судьбы. Егор не шевелился, стоял, будто распятый на невидимомкресте. Может быть, он ничего уже не воспринимал. Что происходит с человеком,когда он лишается старой судьбы и еще не обретает новую?

— Гесер, ты собираешься устроить такой тайфун,по сравнению с которым эта буря — ничто! — крикнул я.

Ветер уже заглушал слова.

— Это неизбежно, — ответил Гесер. Он, вродебы, говорил шепотом, но каждое слово звучало совершенно ясно. — Это — ужесвершается.

Книгу Судьбы стало видно даже в человеческоммире. Конечно, Светлана не рисовала ее в буквальном смысле, а вытягивала изглубочайших слоев сумрака. Делала копию, любое изменение которой отразится наоригинале. Книга Судьбы казалась муляжом, макетом из пылающих огненных нитей,неподвижно висящим в воздухе. Капли дождя вспыхивали, касаясь ее. СейчасСветлана начнет менять судьбу Егора. А потом, через десятилетия, Егор изменитсудьбу мира.

Как всегда — к Добру.

Как обычно — безуспешно.

Меня шатнуло. В один миг, совершеннонеожиданно, сильный ветер перешел в ураган. Вокруг творилось что-тоневообразимое. Я видел, как останавливаются на проспекте машины, прижимаются кобочине — подальше от деревьев. Совершенно беззвучно — рев ветра заглушалгрохот — рухнул на перекрестке огромный рекламный шит. Какие-то запоздалыефигурки бежали к домам, будто надеясь найти укрытие у стен.

Светлана остановилась. Раскаленная точка тлелав ее руке.

— Антон!

Я едва расслышал голос.

— Антон, что мне делать? Скажи! Антон, ядолжна это сделать?

Меловой круг прикрывал ее — наверное, не доконца: с нее едва не срывало одежду, — но все таки давал возможность устоять.

Все будто исчезло. Я смотрел на нее, напылающий мелок, уже готовый менять чужую судьбу. Светлана ждала ответа — воттолько мне нечего было сказать. Нечего, ибо я сам не знал ответа.

Я поднял руки к бушующему небу. И увиделпризрачные цветы Силы в своих руках.

— Справишься? — сочувственно спросил Завулон.— Буря разыгралась.

Его голос был слышен в грохоте урагана стольже отчетливо, как и голос шефа.

Гесер вздохнул.

Я раскрыл ладони, развернул их к небу — небу,где больше не было звезд, где осталось лишь мельтешение туч, дождевых струй,молний.

Это было одно из самых простых заклинаний. Емуучат едва ли не первым.

Реморализация.

Без всяких уточнений.