Мы пошли дальше, но я мог думать только об одном – хорошо быопуститься с нею на траву, и пусть сгущающиеся тени послужат нам пологом.

Я снова сказал Моне, что, когда завтра отправимся на остров,возьмем с собой вооруженных охранников и я прихвачу свой пистолет тридцатьвосьмого калибра Я спросил у Моны, умеет ли она стрелять. Она ответила, чтоумеет – ее научил стрелять кузен Пирс в одном из тиров "Гретна Ган",просто для того, чтобы она умела, если понадобится, постоять за себя. СтрелятьМона училась из "магнума".

"Не желаю говорить об этом Пирсе, – сказаля. – Твои матримониальные планы – ужасная ошибка судьбы. Я чувствую себяРомео, оказавшимся на пути... как его там по имени".

Мона рассмеялась самым восхитительным образом.

"Как хорошо быть с тобой, – сказала она. –Отчасти это потому, что ты не один из нас".

"Ты хочешь сказать, что я не Мэйфейр?"

Мона кивнула. На глаза у нее опять навернулись слезы, тогдая обнял ее, а она опустила голову мне на грудь и расплакалась.

"Мона, перестань, прошу тебя. Со мной тебе нечегобояться".

"А я и не боюсь, – ответила она. – Правда, небоюсь, но меня все равно найдут".

"Тогда мы просто спрячем тебя за этими огромнымиколоннами, – сказал, я. – Мы просто запрем дверь в мою комнату ипосмотрим, сумеют ли ее сломать".

Мона перестала плакать. Успокоившись, она вытерла глазабумажным носовым платком и снова попросила меня описать того незнакомца, акогда я это сделал, она поинтересовалась, не был ли он каким-то призраком илидухом.

Я очень удивился ее вопросу. Прежде я никогда об этом недумал.

"Призраки бывают всевозможных видов, Тарквиний, –сказала она. – Разные призраки создают разные иллюзии".

"Нет, это был не призрак, – сказал я. – Слишкомуж он разъярился, когда в него полетело стекло, – призраки так несердятся. К тому же он не мог видеть Гоблина".

Гоблин по-прежнему был с нами, тащился в хвосте и никак нереагировал, когда я махал ему рукой.

Наступило то время дня, когда я наиболее остро чувствовалпанику, но сейчас приступ не последовал, потому что ради Моны я хотел бытьсильным, а еще, честно говоря, она вызывала во мне такое стойкое волнение, чтооно прогнало самые плохие и печальные мысли.

Я рассказал Моне о привидениях, которых видел среди старыхмогил, о том, что они не разговаривают и кажутся мне некой густой массой. Мы сМоной поговорили о призраках вообще.

Она сказала, что Стирлинг Оливер из Таламаски – добрый иглубоко порядочный человек, британец до мозга костей, один из лучшихпредставителей Таламаски, у которого есть множество чудесных идей насчетприроды призраков и духов.

"Я лично не знаю, существует ли такая вещь, какистинный дух, – сказала Мона, когда мы почтительно бродили среди могильныхкамней и надгробных памятников. – Я склонна думать, что все духи – этопризраки чего-то, пусть даже они и жили так давно, что уже не помнят обэтом".

"Мой Гоблин – чистый дух, – сказал я. – Он непризрак того, кто умер когда-то". – Я оглянулся и увидел, что Гоблинстоит поодаль, засунув руки в карманы джинсов, и просто наблюдает за нами. И япобоялся рассказать о нем еще что-то, например, как быстро он обучается новому,как стал недавно опасен.

Но я помахал ему, простой дружеский жест, и мысленно сказал,что люблю его. Он и виду не подал, что услышал меня, но лицо его выражалоспокойствие, и я вдруг заметил, что на нем мой счастливый галстук от Версаче.Зачем он его нацепил? Зачем выбрал именно такой галстук? Возможно, это что-тоозначало.

Думаю, Мона видела, что я обратил на него внимание. Дажеуверен, что видела. Но она продолжила:

"С духом никогда нельзя быть ни в чем уверенным, –сказала она. – Он может оказаться призраком того, что раньше не былочеловеком".

"Как, скажи на милость, такое может быть, Мона? –удивился я. – Ты хочешь сказать, не исключено, что он призрак какого-тоживотного?"

"Я хочу сказать, что в этом мире есть существа, которыевыглядят как люди, но людьми не являются, и никто не знает, сколько таких видоввстречается. По земле ходят особи в полном человеческом обличье и специальнодурят нас. Поэтому если имеешь дело с духом, то нельзя быть полностьюуверенным, кто именно перед тобой. Иногда это будет нечто доброе и любящее,вроде Гоблина, – тут Мона бросила на него взгляд. Даже больше, улыбнуласьему. – А может случиться и так, что столкнешься с призраком чего-тоужасного, который втайне презирает все человечество и хочет ему навредить. Ноглавное для нас – понять, что все призраки имеют своего рода структуру".

"Что ты имеешь в виду?"

"Я имею в виду, что, хотя они остаются невидимыми длябольшинства людей, они обладают различимой формой и своего рода ядром, частьюкоторого являются мозг и сердце".

"Откуда ты знаешь? – поразился я. – И вообще,как такое возможно?"

"Ну, во-первых, – сказала Мона, – это теорияСтирлинга, а он всю свою жизнь изучает призраков. Именно поэтому он и проводиттак много времени со мной. Я постоянно вижу призраков. А кроме того, это теорияРоуан, моей кузины, доктора Роуан Мэйфейр".

"Но где находится это ядро? И как происходит, что призракможет появляться и исчезать?"

"Наука пока до этого не доросла, – ответилаМона, – так всегда мне говорит Роуан. Но у нас есть определенные идеи наэтот счет. Ядро и частицы, из которых состоит призрак, просто слишком малы,чтобы мы могли их увидеть, и силовое поле, которое организует их,беспрепятственно может проходить через частицы, которые мы видим. Вспомни, каклегко крошечные насекомые проходят сквозь ячейки суровой ткани. Вспомни, каквода проходит сквозь хлопок или шелк. Примерно таким образом призраки проходятсквозь стены. Когда-нибудь это будет научно доказано, но пока мы об этом ничегоне знаем".

"Теперь понятно, как призрак проходит сквозь осязаемуюматерию, но каким образом он появляется перед нами?"

"Он притягивает к себе частички материи магнитным полеми организует их в иллюзию. Эта иллюзия бывает настолько сильной, что выглядитабсолютно достоверной и даже может быть осязаемой. Но она все равно остаетсяиллюзией, и, когда призрак хочет исчезнуть или вынужден исчезнуть, частицырассеиваются".