уверенность, что мы все равно перехитрим немцев, но, пока мы не придумали новых трюков, подходящих для новых условий войны, стоило на время отправиться в тыл, удобно там устроиться и как следует пораскинуть мозгами. Я слегка опасался, что командование 8-й армии отвергнет такой подход и постарается загрузить нас какой-нибудь рутинной работой (совершенно не подходящей PPA), но беспокойство оказалось излишним. Начальник штаба 8-й армии генерал-майор де Гинган, судя по всему, пришел к тем же выводам, что и я, но, как человек хороших манер, не собирался навязывать мне какое-либо решение. Через несколько дней после моего возвращения он связался со мной и поинтересовался планами. Я ответил, что, если только погода не улучшится, возможности пересечь линию фронта по земле не предвидится и, говоря по совести, при нынешнем стабильном состоянии фронта мы не смогли бы сделать ничего полезного, даже проникнув во вражеский тыл по воздуху или морем (знай я тогда, что в Италии разворачивается партизанское движение, – может быть, ответил бы по-другому).

Тогда де Гинган предложил мне отвести отряд в тыл и воспользоваться передышкой, которую нам дарит затишье: прежде всего чтобы получить увеличенный боезапас, выделенный для PPA, а затем набрать, снарядить и обучить дополнительный штат. Я согласился с его планом, не упомянув, что мои люди без дела быстро начинают хандрить и придется идти на разные ухищрения, чтобы сохранить их хорошее настроение и бодрость духа. Это сугубо моя зона ответственности, и нельзя было рассчитывать, что де Гинган изменит ход войны ради моего удобства. Даже в самые тяжелые наши периоды кто-то из бойцов считал, что получает недостаточную нагрузку, или находил задачи слишком простыми и не соответствующими нашему уровню. Вовсе не всегда они держали эти соображения при себе. Юнни, Кертис, О’Лири, Портер, Коукс, Кэмерон, Оуэн и Сандерс, как я понимаю теперь, постоянно намекали, что у них недостаточно возможностей для реализации их дерзких амбиций. Канери смотрел на вещи более трезво, поскольку ближе других общался со мной, обладал более полной информацией о положении дел и, как француз, стремился подходить к делу рационально. Меня самого хандра тоже не обходила стороной: как многие из нас, конец войны я встретил с ощущением, будто мы недовоевали.

Боб Юнни обеспечил нам расположение на семи виллах вдоль берега Адриатического моря севернее Бари, в Бишелье, и мы перебрались туда в середине ноября 1943 года.

Вместе с Канери я сел разрабатывать новое штатное расписание. Давно определив для себя верхний предел численности PPA, сто двадцать человек, я не видел смысла превышать его, поскольку мне хотелось знать все о каждом бойце (характер, способности, прошлый опыт, послужной список) и отслеживать, как он меняется под влиянием товарищей. А мой мозг не способен удерживать такой объем информации больше чем о ста двадцати людях одновременно. Только так можно было поддерживать высокие стандарты индивидуальной подготовки и обеспечить надлежащее качество командной работы. Было бы абсурдно создавать подразделение спецназа, в котором не все бойцы были подготовлены на самом высоком уровне. Более того, наш raison d’être заключался именно в том, что мы добивались результатов, непропорциональных нашей численности, то есть достигали успеха не за счет количества, а за счет качества и опыта наших бойцов. В случае, если кому-то покажется, будто больший отряд сможет выполнить больший объем работы, то пожалуйста, пусть другие соединения пойдут нашим путем и возьмут часть трудов на себя (мы будем только рады), а сами сохраним свою гибкость и свободу. Большие числа меня никогда не интересовали: гораздо лучше стремиться к совершенству на скромном участке, где мы – первопроходцы.

Юнни и Канери разделяли эту точку зрения. Собираясь вместе, мы, в основном, очень подробно обсуждали наших бойцов: состав патрулей, повышения и увольнения, тренировки, проверку новичков. Два моих друга знали всех ребят не хуже меня, и, по сути, мы втроем руководили PPA, словно семейным бизнесом. Я оставил за собой обязанности по набору новобранцев. Тут, конечно, возникали неудобства, поскольку заниматься вербовкой я мог только в свободное от планирования операций и участия в них время. Не то чтобы я не доверял мнению товарищей, но обнаружилось, что их суждения иногда резко расходятся с моими, так что единственным возможным способом развивать PPA в том направлении, которое соответствовало моему видению, был личный отбор людей. Юнни, как мне казалось, слишком поддавался мимолетному настроению, а вот Канери, напротив, совсем не доверял интуиции и судил о человеке только по записям в личном деле.

В декабре мы с Канери полетели в Алжир, чтобы представить свой план организационно-штатному управлению. Как мне рассказали в штабе группы армий, местная свирепая комиссия безжалостно сокращает все запросы на расширение штата или вовсе отклоняет их, если сочтет, что требования заявителя преувеличены. Мы осторожно попросили поднять нашу численность с двадцати трех человек до семидесяти с небольшим (хотя на практике рассчитывали заметно превысить эту цифру), но эти кровожадные львы оказались милыми и разумными людьми: к моему удивлению, они отметили, что запрошенная мною численность недостаточна, особенно по части радистов и механиков (редкие птицы на рынке в тот момент), и нуждается в корректировке.

Мы вернулись с новым штатным расписанием, которое предполагало восемьдесят человек личного состава, включая шестерых офицеров, двух старших сержантов, четырех сержантов, по пять капралов и младших капралов, а также механиков, радистов, радиотехников и оружейников. Весь штат делился на четыре боевых патруля: «B», «R», «S» и «Блиц» (штабной), хозяйственное управление, отделение связи и отделение транспортного обеспечения. Чтобы восполнить необходимые кадры, мы повысили в звании несколько человек (так, Канери стал заместителем командира в должности адъютанта), после чего я занялся вербовкой недостающих бойцов.

Прошли те времена, когда приходилось рассчитывать только на смекалку: теперь мы получили полномочия вербовать добровольцев во всех подразделениях Центральной средиземноморской группировки – теоретически каждому командиру предписывалось отпустить любого солдата, который пожелает присоединиться к нам и получит мое одобрение. На практике таким диктаторским способом из боевых частей я не забрал ни одного человека. Было бы нечестно так себя вести, да и не хотелось портить отношения с другими командирами – с ними имело смысл оставаться на дружеской ноге. Как и раньше, люди из передовых чaстей поступали к нам только после достижения джентльменского соглашения с их начальством. С тыловыми частями я действовал менее обходительно, но все равно главным образом находил пополнение на распределительных пунктах, которые недавно перенесли в Италию из Африки и с Ближнего Востока. Там попадалось немало бойцов, повоевавших в рядах 8-й или 1-й армии. В те дни я получил еще одну