— Как тебе жилось, Том?

— Ну… по правде говоря… мучила депрессия. — Он поднял руку,чтобы отмахнуться от сочувствия, которого я не предложил. — Причина вбиохимическом сдвиге и грёбаной зависимости от таблеток. Поначалу они туманятмозги… мне, во всяком случае, туманили. Я даже на какое-то время перестал ихпринимать, но теперь снова начал, и жизнь опять выглядит не такой мрачной. Толидействуют искусственные эндорфины, то ли даёт о себе знать весна в Странемиллиона озёр.

— А «Фримантл компани»?

— Работает с прибылью, но не так хорошо, как раньше. Я летелсюда с мыслью, что надо бы уговорить тебя вернуться, но посмотрел на картины ипонял, что твои дни в строительном бизнесе уже в прошлом.

— Да, я тоже так думаю.

Он указал на полотна в центральном зале.

— Что они означают? В смысле, на самом деле. Знаешь — я могусказать такое далеко не всем, — мне они напоминают то, что творилось у меня вголове, когда я не принимал таблетки.

— Это всего лишь выдумка, — ответил я. — Тени.

— Я кое-что знаю о тенях, — кивнул Том. — Главное тут —проявлять осторожность, чтобы они не отрастили зубы. Потому что они это могут.А потом, когда ты протягиваешь руку к выключателю, чтобы свет заставил их уйти,выясняется, что электричество вырубилось.

— Но теперь-то тебе лучше?

— Да. Пэм мне в этом здорово помогла. Могу я сказать о нейто, что ты, возможно, и так знаешь?

— Конечно. — Я только надеялся, что речь пойдёт не о еёпривычке смеяться во время оргазма.

— У твоей бывшей сильная интуиция, а вот доброты мало. Этостранное и жестокое сочетание.

Я молчал… и не потому, что не соглашался с ним.

— Не так уж и давно она поговорила со мной о том, что ядолжен заботиться о себе, и её слова возымели действие.

— Да?

— Да. И судя по её лицу, она хочет что-то сказать и тебе,Эдгар. Я думаю, мне лучше найти твоего друга Кеймена и обменятьсявпечатлениями. Извини.

Девочки и Рик стояли около «Смотрящего на запад Уайрмана» ио чём-то весело болтали. Пэм, однако, застыла перед картинами «Девочка и корабль»,которые висели, как постеры кинофильмов, и на её лице отражалась тревога. Незлость, а именно тревога. Замешательство. Она подозвала меня и, как только яподошёл, не стала терять времени.

— Маленькая девочка на этих картинах — Илзе? — Она указалана «№ 1». — Я подумала сначала, что вот эта, с рыжими волосами, — кукла,которую доктор Кеймен подарил тебе после несчастного случая, но у Илзе вдетстве было точно такое платье с крестиками-ноликами. Я покупала его в«Ромперсе» А вот это… — Теперь она указывала на «№ 3». — Могу поклясться, вэтом платье она пошла в первый класс. Была в нём, когда сломала руку, вечеромпосле автомобильных гонок.

Приехали. Я помнил, что Илзе сломала руку после возвращенияиз церкви, но это был всего лишь маленький водоворот в плавном потоке памяти.Потому что речь шла о более важном. Пэм находилась в уникальном положении, онамогла видеть сквозь пускаемую в глаза пыль, которую критикам нравится называтьискусством — по крайней мере в моём случае могла. В этом аспекте, как и вомногих других, она оставалась моей женой. Судя по всему, только время можетузаконить развод. Да и то, такой развод будет лишь отчасти отражать реальность.

Я развернул Пэм к себе. За нами наблюдало множество людей,и, полагаю, им казалось, будто мы обнимаемся. В какой-то степени так оно ибыло. Я заметил её широко раскрытые, удивлённые глаза, а потом зашептал на ухо:

— Да, девочка на лодке — Илзе. Я нарисовал её неосознанно.Потому что всё, что есть на этих картинах, появилось неосознанно. Я даже непонимал, что именно буду рисовать, пока не начал. И поскольку на картине онасидит спиной, никто об этом не узнает, если только ты или я никому не скажем. Яне скажу. Но… — Я отпрянул. Глаза моей бывшей жены оставались широкораскрытыми, губы приоткрылись, как для поцелуя. — Пэм, что тебе сказала Илзе!

— Нечто очень странное. — Она взяла меня за рукав и подвелак «№ 7» и «№ 8». На этих картинах девочка была в зелёном платье, бретелькикоторого пересекались на спине. — Она сказала, что ты, должно быть, читаешь еёмысли, поскольку этой весной она заказала точно такое же платье винтернет-магазине «Ньюпорт-Ньюс».

Пэм вновь посмотрела на картины. Я молча стоял рядом, немешая ей.

— Мне они не нравятся, Эдгар. Они отличаются от остальных, имне они не нравятся.

Я подумал о недавней фразе Тома Райли: «У твоей бывшейсильная интуиция, а вот доброты мало». Пэм понизила голос:

— Ты не знаешь об Илли чего-то такого, чего тебе знать неположено? Как ты знал о…

— Нет, — ответил я, но цикл «Девочка и корабль» теперьтревожил меня даже больше, чем раньше. Отчасти потому, что я впервые увидел всекартины, вывешенные рядом. При соединении вместе их воздействие обреталокумулятивный эффект.

«Продайте их, — безапелляционно требовала Элизабет. —Сколько бы их ни было, вы должны продать всё».

И я мог понять, почему она так сказала. Мне самому ненравилось, что моя дочь — пусть даже в образе ребёнка, каким она давно уже небыла — находится в столь опасной близости от этой гниющей посудины. И если нато пошло, меня удивило, что Пэм испытывала только замешательство ибеспокойство. Но, разумеется, картины ещё не успели по-настоящемувоздействовать на неё.

И потом их же вывезли с Дьюма-Ки.

Молодёжь присоединилась к нам. Рик и Мелинда обнимали другдруга за талию.

— Папочка, ты — гений! — воскликнула Мелинда. — Рик тоже такдумает, не правда ли, Рик?

— Безусловно! Я пришёл, рассчитывая похвалить ваши работы…из вежливости. А теперь подбираю слова, чтобы сказать, что я потрясён.

— Вы очень добры, — ответил я. — Merci.

— Я так горжусь тобой, папа! — Илзе прижалась ко мне. Пэмзакатила глаза, и в этот момент я бы с радостью дал ей пинка. Вместо этого яобнял Илзе и поцеловал в маковку. И тут же от входной двери галереи «Скотто»донёсся прокуренный голос Мэри Айр, изумлённой до крайности: «Либби Истлейк! Яне верю своим чёртовым глазам!»

А я не поверил своим ушам, но от входной двери, гдесобрались истинные ценители, чтобы обменяться впечатлениями и вдохнуть свежеговечернего воздуха, донеслись аплодисменты, и я понял, почему задержались Джек иУайрман.

— Что такое? — спросила Пэм — Кто это?