ведь повторить его невозможно…

Положа руку на сердце, должен признать: шансы на то, чтобы сбылось это последнее “если”, выглядели почти нулевыми. Даже при моем умении стрелять. Я понял это в ту секунду, когда трамвай начал поворачивать.

Однако мысль отказаться от своего плана не посетила меня ни на миг. Я лишь подумал: тем лучше. Потому что если мне удастся этот невероятный выстрел, значит, мою руку действительно направляет Провидение. А коли нет — пусть я буду наказан за свою гордыню.

Все свершилось в точности так, как я задумал и даже лучше…»

Магнитофон замолчал. Я протянул руку, чтобы остановить пленку, но голос раздался вновь.

«Вы, наверное, спрашиваете себя, почему, имея такое алиби, я во всем признался? Буду честным перед вами. Меня все еще не оставляют сомнения: имел ли я право отнять у человека жизнь? Даже у такого человека. Выполнил ли я волю Господа или дерзнул взять на себя Его роль?

Я хочу проверить это. А потому попробую подложить вам эту кассету, и — пусть все идет так, как угодно Ему. Возможно, Господь вразумит вас включить диктофон сразу после моего ухода. В таком случае вам не будет нужды слушать запись до конца. Возможно, я даже не успею дойти до дома. Если же успею, то останусь там на несколько часов. Несколько часов — мне кажется, этого времени достаточно — я буду безропотно сидеть и ждать решения своей судьбы, прежде чем предприму дальнейшие шаги».

Я взглянул на часы и застонал — половина двенадцатого! Только бы Пугачев успел! Неожиданно я поймал себя на мысли, что, как и убийца, от отчаяния обращаюсь за помощью к вышним силам.

«Я должен быть полностью уверен, что Господь на моей стороне — только тогда смогу считать себя невиновным. Вверяю Ему мою участь.

Всего вам самого доброго. Андрей Николаев.

И еще одно, последнее. Надеюсь, моего признания достаточно для того, чтобы в этом убийстве никого не обвинили? Мне вовсе не хочется, чтобы из-за меня пострадал невинный. Именно поэтому я ничего не рассказал вам о ночном прохожем. А ведь я хорошо его разглядел. Еще бы мне его не разглядеть! У меня чуть сердце не выпрыгнуло, когда я его заметил. Это произошло буквально через секунду после того, как я выдернул винтовку из отверстия в окне. Мгновение задержки — и весь мой план мог рухнуть.

Историю про мифическую машину я выдумал лишь для того, чтобы отвлечь вас от подозрений насчет мужчины из первого вагона. Мне кажется, они у вас были.

Простите меня за это вранье и — прощайте. Или — до скорой встречи».

США, Чикаго, 18 марта 2001 года, 00 часов 02 минуты

— Конечно, ты опоздал, — с утвердительной интонацией произнес американец.

В последние минуты, захваченный перипетиями услышанной истории, он не только забыл про пиво, но даже, кажется, успел протрезветь. По крайней мере, теперь ему и в голову не приходило жаловаться на то, что он теряет нить рассказа.

— И да и нет, — ответил русский. — Хотя по большому счету, конечно, да.

СССР, Ленинград, 25 сентября 1987 года, 23 часа 44 минуты

Пугачев позвонил, когда до полуночи оставалось чуть более пятнадцати минут. Хватая трубку, я уже был готов к тому, что услышу, и все-таки спросил:

— Ну?

— Пусто, — ответил Николай. — А он что, действительно убийца?

— Коля, сейчас не до объяснений. В квартире есть хоть что-нибудь, что может намекнуть на то, куда он делся? Учти, это не простой товарищ, у него целая философия. Смотри внимательно, любая мелочь может иметь значение.

— Мелочи пока не изучал, а две вещи есть очень даже любопытные.

— Что именно?

— Во-первых, на столе лежит свидетельство о смерти на имя…

— Знаю, — перебил я. — Что еще?

— Даже так? — удивился Пугачев. — А про письмо ты знаешь?

— Какое письмо?

— Значит, про письмо не знаешь.

— Коля! Кому письмо?

Николай сделал небольшую паузу и сказал:

— Тебе.

— Что?! — казалось бы, я уже не должен был ничему удивляться, но эта новость меня поразила.

— Читай, быстро.

Послышался шелест бумаги. Потом тишина. А потом какой-то странный звук. Кажется, Пугачев присвистнул.

— Что там?! Читай!

— Здесь написано: «Еду в аэропорт. Это ваш последний шанс».

— Коля! Ради бога! Быстро! — крикнул я в телефонную трубку.

США, Чикаго, 18 марта 2001 года, 00 часов 05 минут

— Неужели взял? — с надеждой спросил американец.

— Нет, — ответил русский. — Хотя Пугачев нашел его по корешкам авиабилетов — он купил билет до Архангельска.

— Но ведь ты мог позвонить в Архангельск?

— Конечно, я позвонил. Самолет приземлился за полчаса до моего звонка. Они оцепили весь город. К тому моменту, как я прилетел туда, было задержано двадцать восемь человек. Но среди них его не оказалось. Николаев растаял без следа.

Американец задумался.

— Неужели он оказался прав?

— Что ты имеешь в виду?

— Может быть, то, что он сделал, действительно было угодным Богу?

— Никакое убийство не может быть угодным. Ни Богу, ни человеку.

Несмотря на категоричность фразы, американцу показалось, что в голосе его русского друга нет прежней уверенности.

— Джентльмены, — бармен решился побеспокоить гостей, — мне очень жаль, но мы закрываемся.

Они поднялись из-за стола.

На улице, несмотря на поздний час, было многолюдно. Совсем рядом прогрохотал поезд надземки.

— У вас теперь небось тоже гуляют допоздна? — спросил Джек.

Русский кивнул.

— Знаешь, что еще я хотел бы знать? — спросил американец. — Почему этот твой «Потапов» прошел мимо телефона.

Русский рассмеялся.

— Могу рассказать. «Этот Потапов» через неделю заявился с повинной.

— Да ну?!

— Точно. Совесть загрызла. Хочу, мол, все вам объяснить. Во время выстрела «Потапов» действительно был на аллее. Шел он спиной к трамваю, тут Николаев ошибся. Услышал выстрел, обернулся, любопытства ради подошел поближе, заметил в кабине Конева, стукнул ему в окно… В общем, все так, как тот и рассказывал.

— А телефон? Что насчет телефона?

— Да он нам вообще звонить не собирался. Поэтому и прошел мимо. А потом передумал. Конев-то его видел. Вдруг заподозрят? Позвонил из другого автомата и вернулся проверить, есть ли к нему претензии. Убедился, что нет, ну и наврал насчет адреса, чтобы больше не