Перед концертом, когда ее повели к назначенному месту, онауспела прочитать на карточке, висевшей на спинке соседнего стула: «ЭммануилЗигфрид фон Хот».

Берлин, 1922

Федор так внимательно глядел на экран, так старался понять,что там происходит, будто пришел исключительно ради того, чтобы посмотретьфильму. Он запретил себе думать, зачем на самом деле сидит поздним вечером впоследнем ряду дешевого окраинного синематографа, кого ждет, какое предстоитему свидание.

Доктор предупредил, что фильма скверная, синематограф самыйплохонький, стало быть, народу мало. Это как раз то, что нужно. Лучшего времении места не найти.

В последнем ряду кроме Федора сидели две пожилыепроститутки. Видимо, зашли погреться. От них пахло нафталином и приторнымидешевыми духами. Из фойе несло уборной.

Тапер лениво перебирал клавиши расстроенного пианино. Наэкране показалась шикарная вилла, перед ней лужайка. На лужайке резвиласькудрявая пухлая девочка лет семи в пышном платье. Потом явились молодая дама игосподин средних лет, стали по очереди обнимать и целовать девочку. «Ах,Амалия, наше любимое дитя!» — прочитал Федор мерцающую надпись.

В проеме между портьерами, отделяющими зал от фойе, задрожаллуч фонаря капельдинерши. Сердце Федора больно стукнуло, во рту пересохло.

«Вот и все, — обреченно подумал он, — а еще минуту назадоставался шанс удрать».

Тревога оказалась ложной. Луч скользнул вперед, к первымрядам, и очертился в луче кто-то низенький, толстый, в пальто с меховымворотником.

На экране бородатый персонаж в черном плаще следил изкустов, как играет с куклой девочка в парке у пруда. Счастливые родителипрогуливались по аллее, толстая, с добрым лицом, старушка няня, вязала налавочке. Никто не замечал подведенных страшных глаз, сверкающих в кустах.

«Пожалуй, удрать нельзя, — размышлял Федор, — получитсяглупо, доктор перестанет доверять мне и правильно сделает. Надо было сразуотказаться, а теперь поздно. Да, но чем бы я объяснил свой отказ?»

Он так нервничал, что стала побаливать голова и вполне могбы начаться приступ. Впервые в жизни ему захотелось этого: судорог, чудовищнойболи, жара. Приступ — единственная уважительная причина, по которой можноотменить предстоящее свидание.

«А если соврать, что был приступ? Я ведь рассказал Эрни, кактвари контролируют мое поведение. Нет, нельзя. Невозможно. Стыдно. Этоназывается трусость! Почему? Вот сейчас тихо встану, выскользну из зала,исчезну в мокрой берлинской ночи. Исчезну, крадучись, как вор».

Федор поерзал в кресле, оно оглушительно заскрипело, одна изпроституток повернулась и посмотрела сердито. На экране происходилидушераздирающие события. Крошку Амалию похитили двое в масках, нанятыебородатым злодеем. Безутешные родители заламывали руки, рыдала няня. У воротостановился полицейский фургон. Мрачный сыщик зачем-то разглядывал через лупуоблупленный нос куклы.

Опять вспыхнул фонарный луч. Тошно сжалось солнечноесплетение. Федор повернул голову в сторону портьер и луча. Луч плясал, в немкрутились пылинки. Две фигуры, мужская и женская, проследовали вперед и уселисьс краю, в третьем ряду.

«Прошло десять лет, — прочитал Федор на экране и подумал: —Что, если фильма кончится, а он так и не появится? Он ведь рискует не меньше моего,вдруг обнаружил слежку и не сумел оторваться?»

Фильма продолжалась. По аллее живописного кладбища семенилстарик, одетый с иголочки, постукивал перед собой тонкой тростью. Глаза старикабыли закрыты. Под руку его поддерживала толстая старушка с добрым лицом. Ониостановились у большого красивого памятника, старик отдал тросточку старушке,принялся ощупывать и целовать камень. Появились титры.

«Дорогая, ты умерла от горя, я ослеп от слез, но обещаю, чтонайду нашу бедную дочь! Верю, она жива!»

В следующем кадре скромно одетая девушка стучала в дверьвиллы. Старушка открыла и впустила ее.

«Да, нам не обойтись без сиделки, господин очень болен, ястара».

Потом появился какой-то новый персонаж, щеголь с усиками, онрасхаживал по нарядной гостиной, присаживался к столу, картинно отставив ногу,писал что-то, запечатывал конверт и таращил глаза.

Старик лежал в постели. Девушка клала ему компресс на лоб.Старушка сидела рядом в кресле, взволнованно читала письмо.

«Мой господин, вы потеряли дочь, но нашелся ваш племянник,теперь вы не одиноки!» — объяснили титры бурный монолог старушки.

Федор почти сразу догадался, что бедная девушка сиделка иесть Амалия, а щеголь — тот самый злодей, только без бороды. Он организовалпохищение, чтобы в будущем завладеть наследством. Теперь план его могсорваться, он придумал новое злодеяние, решил отравить старика и обвинить вубийстве девушку. Когда щеголь стал капать в стакан из флакона, на котором былнарисован череп с костями, по залу опять скользнул дрожащий луч фонарика.Капельдинерша осветила на миг последний ряд, тот, где сидел Федор. Скрипнулососеднее кресло.

— Добрый вечер, Федя. Простите, я опоздал, — произнес порусски знакомый голос.

— Здравствуйте, Павел Николаевич, — шепотом ответил Федор иповернулся.

Даже в темноте было видно, как изменился Данилов. Похудел,постарел. Коротко остриженные волосы стали совершенно белыми.

— Как ваше ранение? — спросил Федор, лишь бы что-то сказать,потому что, поздоровавшись, они замолчали надолго, и молчание это казалосьневыносимым.

— Ерунда, царапина. Ни письма, ни фотографии, ничего непривезли?

Грянуло фортепиано, задремавший тапер вдруг встрепенулся ибешено заколотил по клавишам, на экране девушка и старик обливались слезамирадости, наконец узнав, что они близкие родственники. Зловещий стакан с ядомстоял на столике у кровати.

— Простите, я не предполагал, что мы с вами встретимся, —прошептал Федор.

Амалия тяжело дышала, заламывала руки, таращила глаза, нехуже злодея щеголя. Старушка рассказывала ей, как страдали родители, когдаисчезла дочь.

«От горя матушка скончалась, а отец ослеп».

Федор тупо, упорно глядел в экран. Данилов тоже, как будтооба они пришли сюда ради этой мелодрамы.

— Кто из нас больше рискует, как думаете? — спросил Данилов.

— Не знаю. Мы оба одинаково.

— Все-таки вы немного больше. За вами очень плотноенаблюдение, мой человек засек двоих. Один провокатор ЧК, он приходил к вам впансион. Второй работает на Радека. Что от вас нужно Радеку?