— Эту традицию ввел Герман Ефремович, — тут же объясниладама распорядительница, — среди гостей много тех, кто заботится о своемздоровье, следит за весом.

Дама и официант удалились. Вдали проплыла Светик, в золотомпереливающемся платье, в сопровождении свиты охранников и распорядительниц. Ееусадили за стол у эстрады, самый большой, человек на десять. Там уже сиделКольт, а рядом поблескивала багровая лысина Эммануила Хота.

Петр Борисович привстал, поцеловал Светика в щеку. Хот тожепривстал, галантно приложился к ее руке. Затем оба сели и продолжили мирнобеседовать. Через минуту появился Йоруба. Он легко вскочил на эстраду.

— Всем приятного аппетита! Кушайте, пейте на здоровье, моиродные! Не забудьте загадать желание, когда отведаете жареного жирафа. В Африкежарко, у меня в степи снег и холодный ветер, я хочу всех вас, родные мои,обнять и согреть у огня моего очага.

Гул смолк. Гости слушали. Те, кто сидел спиной к эстраде,повернули головы. И все улыбались. Соня заметила, как у пожилой дамы засоседним столом вздулась жила на вывернутой шее и дрожит краешек рта,растянутого в улыбке.

Йоруба спрыгнул с эстрады и сел за стол к Кольту и Хоту.

— Елена Алексеевна, вы сказали Хот часто приезжает в зону.Зачем? — спросила Соня.

— Он пишет книгу о сонорхах. У него есть собственная версияих происхождения. Он считает, что они наследники древнейшей цивилизации Туле.

— Почему не Атлантиды или Гипербореи?

— Господин Хот утверждает, что это одно и то же.

— А Шамбала?

— Именно о Шамбале я спросила его в первую очередь. Онуверен, что это явление совсем иного порядка. Местное население делится навудутов и шамбалов. Происхождение названий до сих пор не ясно. По мнению Хота,шамбалы никакого отношения к Шамбале не имеют. Племя вудутов древней, болееразвито интеллектуально и биологически совершенней. Шамбалы — раса рабов,полуживотных.

— Ого! Даже так? — Соня тихо присвистнула. — А вы чтодумаете об этом?

— Я думаю, господин Хот шутит. Он любитель черного юмора игорячих дискуссий. На самом деле вудуты и шамбалы одинаково древние,родственные народы, и сонорхи ничего не принесли в эту степь, наоборот, онипришли, чтобы взять.

— Что именно?

— Все. Науку, культуру, медицину. Тут существовала оченьдревняя цивилизация. Сонорхи все из нее высосали и засекретили, сделалидостоянием узкого круга посвященных. Отголоски тех древних знаний блуждают поразным тайным обществам, орденам, шифруются, меняются до неузнаваемости,выворачиваются наизнанку и обретают обратные смыслы. Впрочем, я не исключаю,что моя версия полный бред. Пока я не найду эрбу, говорить вообще не о чем.

— Эрбу?

— Плотная твердая ткань, сделанная из волокон какого-томестного растения. На ней писали, это вроде египетских папирусов. Должнасуществовать огромная библиотека эрбу и глиняных табличек. Герман Ефремовичпомешан на сонорхах. Если узнает, что я ищу тут на самом деле, он меня простовыгонит. А если об этом узнают в научных кругах, меня назовут сумасшедшей.

— Но вы ведь на чем-то основываете свою версию? Какие-тоследы той древней цивилизации остались? — спросил Дима.

— Все, что осталось, принято приписывать сонорхам. Нознаете, если на заборе нацарапано «Спартак — чемпион», это не значит, что егосложили римские гладиаторы. Когда я впервые приехала в эту степь, меня,конечно, интересовали прежде всего сонорхи и местной мифологией я занималасьисключительно в связи с ними. Но вдруг обнаружила поразительную вещь. У двухродственных народов, тысячелетиями живших на одной территории, не просторазные, а диаметрально противоположные мифологические представления опроисхождении мира и человека. У вудутов традиционная языческая схема. Грозныебоги терзают друг друга, побеждает сильнейший. В перерыве между битвамисоздается человек, существо примитивное, бесправное. Рабочая сила дляобслуживания богов победителей. Культ крови, человеческие жертвоприношения. А ушамбалов творец всего сущего Элохим, это соответствует одному из имен Бога вПятикнижии. Человека он создал по своему образу и подобию. Никакой жестокости,насилия, неравенства. Это противоречит всем известным древним мифам и впервыевозникло только в Бытии.

— В Ветхом Завете хватает жестокости и насилия, — заметилаСоня.

— Да, однако, в Бытии, в первых главах, есть отголосок любвии свободы. Потом, конечно, начинаются всякие ужасы, возникает идея Богакарающего, беспощадного, но это уже более поздние наслоения. Ненасильственныйисточник первых глав Библии до сих пор неизвестен, всегда считалось, аналоговнет. Но мне удалось найти несколько глиняных табличек, очень глубоко подразвалинами, и, судя по органическим остаткам в слое почвы, они древнее Бытия.

— Но может быть, это все-таки таблички сонорхов?

— Исключено. Храм построили на месте древнейшегошамбальского кладбища. Таблички, безусловно, созданы шамбалами, там текст,который сонорхи просто не могли написать, он полностью противоречит всем ихдоктринам, их мировоззрению! Я вам уже рассказывала, кому они поклонялись.

— Как же вы сумели прочитать текст?

— Среди стариков шамбалов остались те, кто знает древнийалфавит. А вообще, ничего этого я вам не говорила. Если Герман Ефремовичузнает, вышибет меня отсюда под зад коленкой.

И вдруг погас свет. Гул изумления побежал по залу. Рядомпослышались голоса:

— Неполадки с электричеством, из-за сильного ветра, сейчасисправят.

— Нет, я уверена, так и было задумано, сейчас начнетсячто-нибудь интересное.

— Герман не может без сюрпризов.

— Тихо, тихо, смотрите!

В кромешной тьме по полу поползли белесые полосы светящегосятумана. Призрачные змейки стелились под ногами, между столами, взвивались кпотолку, обретали форму человеческих силуэтов. Вместе с ними нарастали гулкие,какие-то подземные звуки. Вой, стоны, всхлипы, невнятное бормотание.

Конечно, было понятно, что туманные фигуры — фокусыиллюминации, а звуки раздаются из динамиков, но все равно стало жутко.Казалось, призраки поднимаются из глубины промерзшей степной земли, вьются,заглядывают в глаза черными дырами своих глазниц.

Люди за столами сначала притихли, потом начали негромкопереговариваться.

— Класс! Прямо как настоящие!

— Ой, блин, да он смотрит, смотрит на меня! Эй, ты, чегоуставился?

— Не нравишься ты ему.