Руфь попыталась сказать, что Горм долженподнять их на место. Окна. Может, он вызовет кого-нибудь и попросит поднять ихна место?

— С улицы их не видно, к тому же они всегдабыли такие.

— Конечно, — сказал Горм и закатал рукаварубашки.

Сразу после этого, а может быть вовсе и несразу, она поняла, что он поддерживал ее, пока она пила молоко. Потом ее сновавырвало.

— Это лекарство. Противоядие, — сказал он,словно был врачом.

Неужели он снова будет оперировать Тура? Нет.На нем белая рубашка. А хирурги были зеленые. Зеленые, как мята.

Руфь послушно пила молоко. Медленно.Крохотными глоточками. Потом лежала неподвижно, стараясь побороть тошноту.

Она слушала, как Горм с чем-то возится вдали.Потом он пришел к ней вместе с бабушкой. От него и от бабушки пахло зеленыммылом. У Руфи стучали зубы. Она чувствовала его руки. Теплые. И черныйшерстяной плед. От пледа пахло влагой. Но тут уже ничего не поделаешь. Потом ондал ей воды. Кока-колы. И опять воды.

Она проснулась от безжалостного дневногосвета. С трудом повернула гудящую голову. В комнате его не было! Ее охватилстрах. Она села. Кое-как добралась до коридора. Его башмаки! В прихожей.Кажется, на кухне кто-то есть? Запах кофе? Глубоко вздохнув, она, держась застены, дошла до уборной, избегая смотреть на себя в зеркало. Все делалосьмедленно, но делалось. Он все еще был здесь.

Руфь опустила голову в раковину и открылаводу. Там, в ванной, она сообразила, что не помнит, он ли раздел ее или онасама разделась, кто надел на нее ночную сорочку и каким образом она оказалась вкровати.

Кажется, мне немного лучше, подумала она,вернулась в спальню и снова забралась под перину. Вскоре она почувствовала вкомнате его присутствие.

— Поешь здесь или дойдешь до кухни?

— Боюсь, что не смогу.

Она упорно смотрела на порог, боясь взглянутьна него.

— Сможешь. Ты, наверное, голодна, как волк.Человек, который столько выпил, должен хорошо поесть. Яйца и бекон. И кофе.Побольше кофе!

Она осторожно подняла глаза. Брюки. Пояс спряжкой. Грудь. Пятна на рубашке. Значит, он тоже не совсем чистый.

— Может быть, немного, — пробормотала она изакрыла глаза.

Он вышел только в соседнюю комнату. Он неисчез, думала она.

Зеркало в ванной сказало ей, что вид у неехуже, чем она думала. А вот он выглядит чертовски здорово, мелькнуло у нее вголове.

Она приняла душ и оделась. На это ушлавечность. Когда они сели за кухонный стол, она боялась даже взглянуть на него.Он видит меня такой, какая я есть. Ей было стыдно.

Пахло кофе. Она хотела взять себя в руки исказать ему, что очень рада его присутствию. Но зазвонил телефон.

— Взять трубку? — спросил он.

Она предостерегающе подняла руки. Звонилидолго. Когда звонки прекратились, он снова спросил:

— Мне следовало снять трубку?

— Нет-нет! Все в порядке. Все замечательно, —сказала она.

Телефон снова зазвонил.

— Похоже, стоит нам только встретиться, какнепременно найдется кто-то, кто позвонит по телефону, — с улыбкой сказал Горм.

Руфь встала и подошла к телефону. Решимостьпридала ей сил, она откашлялась, взглянула на Горма, он встал и вышел вгостиную.

— Руфь! Поздравляю! Как прошло открытие? — Вголосе АГ звучал энтузиазм. Она понимала, что он продумал каждое слово, тон,вопросы и ответы.

— Прекрасно.

— Ты получила цветы? И ящик вина?

— Твой лучший знак внимания я получила черезпрессу. Ты хорошо выглядишь на этих фотографиях. Особенно в кровати.

— О чем это ты? — Голос звучал беспечно.

— О скандальных заголовках и частныхфотографиях. Ты очень великодушен. Но тебе больше не удастся закабалить иунизить меня. С этим покончено. И пойми еще одну вещь, АГ, мои картинызначительнее меня самой. Поэтому я больше не боюсь тебя. И предупреждаю: невздумай вредить мне. Зря потратишь время. Ты сам научил меня многим приемам.Спасибо за науку! А теперь я пойду дальше. Пожелай мне удачи. И прощай!

Она слышала, как он что-то сказал, но не даласебе труда дослушать и положила трубку. Железный колпак, давивший на череп,медленно поднялся и исчез.

Горм стоял в дверях.

— Это был он? Из Берлина?

— Да. — Она села. Ножка стула царапнула пол. —Какое-то время я боялась его, но теперь это позади, — сказала она, и самаудивилась.

— Ты думала, что это он вчера весь вечер мучилтебя звонками?

Она уставилась на него.

— Так это ты звонил?

— Да. Я был в отчаянии. Боялся, как бы тычего-нибудь не выкинула. Слышала бы ты, как я умолял Службу охраны и полициювпустить меня в дом. К счастью, я был в таком отчаянии, что даже не подумал,что могу встретить его у тебя и он вышвырнет меня вон.

Горм что-то вертел в руках, потом протянул ей.Блокнот. Похожий на те, в каких бабушка записывала, сколько ведер картошки онапосадила, и вообще все, что боялась забыть.

— Хочу, чтобы ты прочитала мои мысли. И еслиты не сможешь принять меня, я уйду. Но дневник принадлежит тебе.

Его слова и голос как будто давно хранились вней, всегда. Она прижала раскрытый блокнот к груди, потом провела двумяпальцами по лбу у корней волос.

— Ты — часть меня.

— Можно посмотреть? — хрипло прошептал он ипотянулся к ней.

Она ощутила на лбу его теплую руку.

— Не так уж страшно. — Он прокашлялся. — Подчелкой шрама почти не видно.

Какое-то время Руфь сидела, уставившись в пол.А когда снова подняла голову, она увидела за окном сверкающий вяз. На веткахлежал тяжелый снег. Изгородь тоже была белая. И еще: весь палисадник былуставлен сгоревшими факелами.

— Это ты сделал этот смотрящий глаз? —прошептала она и встретилась с ним глазами.

— Да. Наверное, детским выходкам взрослогочеловека не бывает предела, — засмеялся он.

В то же мгновение на велосипеде появилсягородской мальчик. Но теперь он сразу заметил её, и она не испугалась, что онсобьёт её. она только подняла его очки, чтобы они не разбились. Его смелыеглаза ещё пытались скрыть, как он одинок.

Но когда она коснулась его запястья, он сдалсяи, раскинув руки, ринулся ей навстречу. И от него шло цветное мерцание, словноот картины, которую она ещё не написала.

Об авторе.

Хербьёрг Вассму родилась в 1942 году. Долгоевремя работала школьной учительницей, в 1979 году написала роман «Дом состеклянной верандой» и сразу стала знаменитой. Затем появились второй роман,«Немая комната», и третий — «Беззащитное небо»; так сложилась трилогия.Вышедшая в 1989 году «Книга Дины» была названа критиками лучшим произведениемнорвежской художественной литературы восьмидесятых годов, а по трилогии, всостав которой она вошла («Сын счастья», «Наследство Карны»), был снят фильм.