– Вы ведь следы укусов только в морге видели? –спросила я.

Она кивнула:

– В курсе противоестественной судебной медицины.

– А что вы делаете в родовспоможении?

– Николс будет одной из первых врачей, которых мыготовим по специальности противоестественного родовспоможения.

Я наморщила брови:

– Очень ведь ограниченная специализация.

– Число пациенток с каждым годом растет, – ответилНорт.

Я ответила на ее вопрос:

– Укус вампира во многом подобен любой другой ране:если от него произошла смерть, то картина кровоподтеков отличается. Могутостаться только две колотых ранки, потому что после удара клыков кровь течетсвободно из-за антикоагулянта, содержащегося в вампирской слюне. Вампир не ест,а пьет. Некоторые из старых вампиров гордятся своим умением не оставлятьследов, кроме двух проколов. Более молодые оставляют отпечатки зубов, но редкокогда какие-либо зубы прокусывают кожу, кроме клыков. В немногих известных мнеслучаях, когда вампиры оставляли следы не только клыков, это делалось с намерениемпричинить боль, а не только взять кровь. Они хотели оставить рану.

– Мы видели однажды тело жертвы – как решили, нападениявампира и оборотня, потому что остались следы клыков, но область ключиц и шеибыла растерзана.

Я покачала головой. Теперь, когда Норт привлек к ране моевнимание, она стала слегка саднить. Реквием в этом своем укусе не проявил себяджентльменом – в жару голода он не просто ввел клыки.

– Этот случай мне неизвестен, но это мог быть и тольковампир.

Она покачала головой:

– Очень обширные повреждения.

Я показала правую руку с холмиком рубцовой ткани на сгибе.

– Вампир, – сказала я. Отодвинула воротникфутболки, слегка вытянув шею, чтобы показать шрамы на ключице. – Другойвампир. Он сломал мне ключицу и терзал рану, как терьер крысу.

Она слегка побледнела, но сказала:

– Я бы очень хотела связаться с кафедрой судебноймедицины и попросить, чтобы организовали вашу лекцию. Мне кажется, чтопоговорить с вами и увидеть ваши шрамы – это очень помогло бы коронерам ипатанатомам по всей стране правильно определять источники повреждений длянекоторых жертв.

Она протянула было руку, но остановилась.

– Можете потрогать шрамы, если хотите, – сказалая.

Она глянула на Норта, он слегка кивнул. Она очень осторожноощупала шрам на ключице, будто это было более интимное прикосновение, чемдолжно было быть. По шрамам на локтевом сгибе она прошлась пальцами, будтозапоминая их, и дошла до следов когтей на предплечье.

– Ликантроп?

– На самом деле, ведьма-оборотень.

У нее глаза стали больше:

– Настоящая ведьма-оборотень, с заколдованной зверинойшкурой, а не ликантроп?

Она очень заинтересовалась, чем произвела на меня хорошеевпечатление. Мало кто знает разницу.

– Да.

Потом она тронула крестообразный шрам от ожога, несколькоискривленный теперь из-за следов когтей.

– Вот это должно значить, что вы – вампир, но вы невампир.

Приятно, что кто-то в этом уверен. Вслух я сказала:

– Нашлись вампирские шестерки, которые решилипоразвлечься раскаленным клеймом, ожидая, когда их мастер проснется на закате.

Она посмотрела на меня большими глазами:

– Мне бы хотелось с вами поговорить не так наспех. Испасибо, что согласились ответить на мои вопросы в подобный момент.

– Я легко впадаю в лекторский тон, – ответилая. – Привыкла быть штатным экспертом по противоестественному.

– Я вам очень благодарна, – сказала она, и сказалаискренне.

Наконец я повернулась к доктору Норту и внимательнопосмотрела ему в лицо.

– Я не беременна. Вы ручаетесь, доктор? Вашим, блин,честным словом, что я не беременна?

Он улыбнулся:

– Клянусь. Руку на отсечение, что внутри вас ничегонет, кроме вас самой. Вы не беременны.

Хорошо, что отвлекающий вопрос Николс дал мне времяпереварить эту новость. Оно мне было нужно.

Повернувшись к Мике и Ричарду, я оглядела обоих.

Другой интерн стал полотенцем стирать гель у меня с живота,я не мешала. Я смотрела на двух мужчин моей жизни, и сказала им, будто они неслышали:

– Я не беременна.

– Мы слышали, – сказал Мика, улыбаясь.

– Ну так скажите что-нибудь.

– Что ты хочешь от нас услышать? – спросил Ричард.

– Вы разочарованы? Довольны? Камень с души?

– Мы ждем, чтобы ты сказала нам, какая реакция тебя неразозлит, – ответил Мика.

Почему-то это меня рассмешило, и смех перешел в плач, хотя ясама не понимала, почему. Я свернулась на боку калачиком и зарыдала, а они менягладили, успокаивали. Доктор Норт и интерны не мешали нам, давали мне выплакатьнапряжение и страх, а под всем этим – маленький-маленький кусочек сожаления.

Микроскопическая крошка сожаления сменилась чувствомоблегчения размером с планету. Уезжая из больницы, я хотела прыгать до потолкаи орать всем знакомым и незнакомым, что я не беременна. Этого я делать нестала, но вот так меня повело от облегчения. Как будто я была радостно пьяна.Настолько меня повело, что Мика предложил, что за руль сядет он. Случилось двачуда сразу: я согласилась, и Ричард не стал спорить, что он должен вести.Вообще Ричард был удивительно тих. Без единого слова он сел на заднее сиденье,и по лицу его было видно, что мысли у него очень серьезные. Я не сталавыяснять, потому что ни о чем грустном думать была не в состоянии.

Клодия и Лизандро сели рядом с Ричардом. Такие все троеширокоплечие, что я подумала про себя, влезут ли – влезли. Ноэль сел совсемсзади, Тревис поехал с Грэхемом и Иксионом на другой машине.

Я достала мобильник сообщить Жан-Клоду, потом сообразила,что мобильник мне для этого не нужен. Достаточно было чуть-чуть приоткрытьметки и ощутить прохладный шнур силы.

– Анита, что ты делаешь? – спросил Ричард.

– Радую новостями Жан-Клода.

– Пожалуйста, по телефону, когда мы так близко идеваться некуда.

Я оглянулась на него – даже от такой малости он покрылсягусиной кожей. Подумала я было не обращать внимания, но это было бы жестоко, ажестокой я не хотела быть. Но тут же меня избавили от выбора: Жан-Клод шепнул уменя в голове:

– Ma petite…