– Ты веришь мне?

– Да, да.

– Все будет хорошо. Я смогу защитить тебя.

Я обняла Дана за шею и крепко прижалась к нему,почувствовав, что счастлива. Счастлива, несмотря на весь ужас сегодняшнего дня.

Шоссе все еще было пустынным: несколько тяжелых трейлеровпронеслись мимо нас в сторону Москвы – как наспех и по неведению открытаяАмерика. Дан шел почти на предельной скорости, так что нас никто не обгонял.Только в зеркале заднего вида отражался контур какой-то одинокой далеко идущейлегковушки.

Больше всего мне хотелось положить голову Дану на колени;положить, закрыть глаза и убедить себя в том, что все это произошло не со мной,что мы просто едем за город, где зима уже тронула землю, где только чтовыпавший, еще не окрепший, младенческий снег не убирают в грязные кучи, гдеможно затопить камин…

И сжечь эту проклятую кассету.

Мы ехали добрых сорок минут, когда Дан свернул напроселочную дорогу.

– Ну вот, – сказал он, – еще немного, и мы на месте.

За окнами стеной стоял уснувший лес, но дорога была довольноширокой, выложенной железобетонными плитами. Спустя некоторое время тишинуразорвал пронзительный сигнал приближающейся машины. Это был джип, но гораздоболее внушительный, чем аккуратный, почти игрушечный джип Дана. Теперь эталишенная грации огромная туша стремительно нагоняла нас.

– Надо же, кому-то не терпится, – улыбнулся Дан,рассматривая автомобиль в зеркало. – Придется пропустить хозяев жизни, иначеони отобьют нам зад.

Дан слегка притормозил, и джип сразу же вырос, угрожающеприблизился, хотя людей за стеклами разглядеть было невозможно. Наконецводитель джипа пошел на обгон – и вместо того, чтобы проехать мимо, резкозатормозил и почти уткнулся в нос Дану. Столкновение казалось неизбежным, ноДан в последний момент резко вывернул руль и остановил машину.

– Сейчас разберемся, не волнуйся, – сказал он мнеспокойным тоном, но я видела, как по скулам заходили желваки.

Я ничего не ответила.

Я и не могла ничего ответить – близко подступивший страхсковал меня: на переднем сиденье, рядом с водителем, сидел АлександрАнатольевич…

Дверцы джипа распахнулись, и из них посыпались парни – кромеАлександра Анатольевича и водителя, я насчитала еще двоих, возвращаясь ивозвращаясь взглядом к спокойному лицу Александра Анатольевича. Он почесалпереносицу дулом пистолета и радушно улыбнулся мне. Парни, выскочившие измашины, были вооружены короткими автоматами.

– В чем дело, ребята? – спросил Дан. Он не потерялхладнокровия, хотя не мог не видеть оружия у людей из остановившего нас джипа.

– Приехали, паренек, – радостно сказал АлександрАнатольевич и грузно вылез из машины.

Попытаться прорваться, резко нажав на газ, было деломбесполезным – тело шинкаревского джипа надежно перекрывало дорогу. Сзапоздавшим отчаянием я увидела, как по лицу Дана пробежала тень досады – зачемя остановился? зачем, зачем?..

– А рыпаться не советую, – вкрадчиво пропел АлександрАнатольевич, вплотную подойдя к нам, – могут и шкуру попортить. Так чтовылезай, друг.

.. – Кто это? – спросил Дан шепотом. – Ты его знаешь?

– Да, – еле шевеля пересохшими губами, ответила я.

– Вылезай! – Парни передернули затворы, а АлександрАнатольевич распахнул дверь со стороны Дана.

Тяжелое темное чувство накрыло меня с головой. Вот и вес,конец пути… Но Дан, Дан – мягкие волосы на затылке, полы плаща на маяке,обнимающие меня, “вы мне нравитесь, Ева, очень нравитесь…”, последний поцелуй,за которым стояла новая, невыразимо прекрасная жизнь…

– Отпустите его! – крикнула я Шинкареву осевшимголосом. – Отпустите его, он ничего не знает. Отпустите, я поеду с вами.

– Куда ехать-то? Приехали уже. – Александр Анатольевичсочувственно ткнул пистолетным дулом Дану под подбородок. – Ряха твоя лощенаячто-то больно знакома. Может, виделись где?

– Может, и виделись. – Дан был поразительно спокоен.

– Ну да это неважно теперь. Вот что я скажу тебе – нету ты себе подругу выбрал, парень, ой не ту. Она-то тебя под монастырь иподвела. А ведь мог найти совсем другую, добропорядочную, и прожил бы с ней достарости. Потом бы, конечно, любовницу себе завел, детей бы в Оксфорд учитьсяотправил или в Кембридж… Финансы, я вижу, позволяют… А теперь уж не придется.Кончайте его, ребята, а я пока с нашей красавицей потолкую, уж больно быстроона бегает, не угнаться да толком не поговорить.

– Нет, нет! Оставьте его. – Я вцепилась в рукав Дана,но его уже вытащили из машины, быстро обыскали и, подталкивая в спину тупымирылами автоматов, повели к близкому лесу. В руках у одного из парней Шинка-ревая увидела лопату с коротким черенком…

Александр Анатольевич уселся на водительское место, обхватилменя за шею ручищей с зажатым в ней пистолетом: дуло уперлось мне в перекрестьеключиц, а совсем рядом возникла тяжелая круглая голова Шинка-рева. От негонесло пивом, запах был почти удушающий, кажется, я даже на секунду потеряласознание.

– Ну здравствуй, здравствуй! – сказал мне он как старойзнакомой. – Вот и встретились наконец. Ты кое-какие вещички забыла у нашегообщего друга, так я тебе их принес.

Не торопясь, Александр Анатольевич выложил передо мной наприборную панель джипа кассету и мое собственное изрядно помятое письмо – краяу открытки “С днем рождения!” были заломлены.

– Ну что, твоя работа? Или группы товарищей? Я молчала.

– Чувство юмора, правда, тяжеловато, хотя некоторым,возможно, и понравилось бы. “С днем рождения”, надо же! Теперь уж не оценят.Ну, чего молчишь?

Я сжала зубы, хотя больше всего мне хотелось закричать:собственная жизнь была мне безразлична, в конце концов, я уже умерла прошлымлетом… Но из головы не шла лопата с коротким черенком.

– Но это-то уж точно твое. Глупо отпираться, ласточка, вместеже собирали… – Шинкарев аккуратно положил рядом с кассетой сумочку и все еезабытое содержимое – косметичка, духи, помада. Последним лег томик Юнны Мориц.

– Я, конечно, стихов не люблю. Но можно прочестькое-что любопытное между строк. Полезно иногда бывает странички полистать…

Он отогнул немного потрепанную суперобложку книги, и оттудавыскользнула фотография, которую я прихватила в квартире Сирина.

Это был конец.

Я закусила губу и почувствовала теплый привкус крови – Божемой, какая же я идиотка, вот так сунула голову в петлю и потянула за собойединственного человека, которого могла бы полюбить… Как можно было забыть обэтой фотографии, как можно было вообще не вспомнить о ней – сейчас это казалосьмне невероятным. Я совершила непростительную глупость, это было равносильнотому, чтобы оставить на месте преступления свою визитную карточку…