Ничего этого не было? Точно?

Крутой обрыв, схваченный цепким покровом низкого кустарника.Очень сильный ветер, я щурюсь. Небо затянуто тучами. Река не то чтобы горная,но порожистая и быстрая. Вдали вьётся стая каких-то крупных птиц — не знаю,каких именно, они никогда не подлетают близко.

Да не было этого! Не было!

Голубое пламя сверкает в траве, не сжигая и не отбрасываятеней. Звезда упала в ложбину между двумя холмами. Чуть дальше — нагромождениескал, совершенно неуместное здесь, словно вырванное из другого мира.

Это всё придумано. Неопытными пользователями и бесталаннымипрограммистами, уронившими свой сервер. Новая мифология. А были и есть лишьпыльные экраны мониторов, перегретые от натуги компьютеры, остекленевшие глазаи застывшие лица людей, воткнувшие штекер своего виртуального комбинезона вдип-порт машины…

Пальцы коснулись клавиатуры. Я почувствовал, что до болизакусил губу. Сейчас Вика выйдет из душа и обнаружит меня на привычном месте —за компьютером, со скребущими по клавишам пальцами, со скрытыми шлемом глазами— глазами, привыкшими смотреть в никуда, в поток безразличных импульсов,струящихся по сети. Она посмотрит на меня, может быть, подойдёт и поправитспутавшийся кабель, может быть, прикроет плотнее балконную дверь, чтобы неслишком дуло.

И уйдёт, чтобы заснуть в одиночестве. Её ноутбук, стоящий натумбочке у постели, зря будет ждать хозяйку.

deep

— Таких зверей и не сыскать… — сказал я кому-то. Может быть,Недосилову, который, ёрзая в такси, всё объясняет что-то, водителю, своимвнимательным аспирантам, холодной ночи вокруг…

Ввод.

Радуга, свернувшаяся кольцом, закусившая свой хвост.

Глубина.

Захлопываю за собой дверь номера, оказываюсь в коридоре. Каквсегда в глубине опьянение отступает. Остаётся лишь порывистость движений истремление что-то делать.

Меня нет?

Посмотрим.

Иду к номеру 2017. Оглядываюсь — коридор пуст. Прекрасно,хоть и нет ничего странного в человеке, вышедшем из одного номера инаправившемся в другой.

Набираю код, дверь распахивается.

То, что несколько часов назад не давалось, происходит самособой. Я переступаю порог, захлопываю за собой дверь.

Тишина.

Не такая, как в обычном, обжитом гостиничном номере. Тишинакладбищенского склепа, заброшенного ангара, сырого оврага. Может быть, япридумал её сам, эту тишину, но теперь она стала реальностью.

Стараясь не смотреть на картину, висящую на стене, подхожу кгардеробу. Здесь нет никакого замка — если уж вскроют наружную дверь, то этаникого не удержит.

Надеюсь, там, в настоящем мире, Вика не смотрит на монитор…

Открываю дверцы — они тихо, печально скрипят. Говорю:

— Привет…

Смятые, будто резиновые куклы, из которых выпустили воздух,в пахнущем пылью и нафталином нутре шкафа висят человеческие тела.

Протягиваю руку, касаюсь ладони одного из обитателей шкафа.Худощавый высокий мужчина, смуглый, глаза оттенка выцветшего неба, две кобурына поясе.

— Здравствуй, Стрелок…

Он молчит. Он ничто без меня.

Они все — ничто без меня.

Бородач в странных одеждах…

— Здравствуй, Элениум…

Пожилой, очень благообразный джентльмен…

— Здравствуй, Дон…

Рыжеволосая, пышнотелая девушка…

— Здравствуй, Луиза…

Неприметный мужчина средних лет…

— Здравствуй, Скользящий…

Дряхлый старичок…

— Здравствуй, Протей…

Молодой, симпатичный парень…

— Здравствуй, Ромео…

Патроны в барабане. Смятые карнавальные маски. Старые ружьяв арсенале.

Или — хуже?

Экспонаты музея?

Протягиваю руку, снимаю с вешалки старичка. Заглядываю вглаза — пустые, блеклые, подёрнутые белесой мутью…

И подхватываю падающее тело — никчёмное тело мотоциклиста,очень удобное для поездок по Диптауну. Даже не вешаю в гардероб — отпихиваю вугол, к кровати.

Подхожу к зеркалу, разглядываю своё обличье. Касаюсь лицаладонями, разглаживаю морщины, оттягиваю вверх уголки губ, распрямляю нос…Тянусь вверх, расправляю плечи…

Я уже не старик. Человек средних лет, человек как человек,даже с умными мудрыми глазами.

И всё-таки это не то, что мне нужно.

Ощущение такое, будто я изъеден молью и припорошен пылью.Два года… они не прошли бесследно.

Можно влезть в сексапильную матершинницу Луизу. Можнонатянуть жёсткую шкуру Стрелка. Можно даже втиснуться в Скользящего, как бы яни ненавидел этот облик.

Всё не то.

Они слишком долго меня ждали, преданные как собаки,бессловесные и готовые услужить. Они устали — старые маски дайвера Леонида.

Но мне нужна от них одна-единственная служба. Короткая,последняя…

Лезу в карман ветхого пиджака. Достаю пейджер. Надо же… работает.На нём сотня записок, но самая свежая датирована весной этого года. Сбрасываю,не читая.

В отличие от реального мира, в глубине пэйджер —двустороннее средство связи. Вывожу на экранчик лист контактов.Длинный-предлинный лист…

Огонёк рядом с именем «МАНЬЯК» тлеет фиолетовым. Маньяк всети, но очень-очень занят.

Чем чёрт не шутит…

Включаю передачу.

— Шурка, привет…

Представляться не надо — он и так увидит, от кого пришлосообщение.

— «Три поросёнка», этой ночью… Буду ждать тебя восемь часовначиная с момента сообщения. Постарайся прийти.

Несколько секунд смотрю на экранчик — словно ожидаюнемедленного ответа. Потом прячу пэйджер в карман.

Пожалуй, это всё, что мне нужно от прошлого.

— Стрелок, ты уж извини, — говорю я, доставая из его кобуры револьвер.— И вы все… извините…

Я отхожу на несколько шагов, прежде чем открыть огонь.

Шесть тел в шкафу — шесть зарядов в револьвере. Я гляжу, каквспыхивает, исчезая, тело проказницы Луизы, рассыпается пеплом романтик Ромео,сгнивает непредсказуемый Скользящий, превращается в пар вежливый Дон, облачкомискр разлетается мудрый Элениум. Стрелок — последний. Я закусываю губу, преждечем нажать на спуск.