– Вот именно, – кивнул генерал. – Но я жеговорю: вся эта история – одна сплошная загадка. От кого-то, несомненно,покойный ожесточенно защищался, он все еще сжимал в руке окровавленный меч…

– Меч?

– Именно что меч, – сказал генерал. –Совершенно средневекового вида. И ножны на поясе имелись. Одежда на мертвецахбыла изодрана в клочья, но все равно можно было определить, что она не похожана обычную. А впрочем… Мы их особенно и не разглядывали, лишь убедились, чтоони мертвы. Потому что рядом оказалось кое-что, требующее внимания в первуюочередь. Точнее, кое-кто…

Воцарилось долгое молчание, во время которого Ольга моглаубедиться, что черные клочья полупрозрачного вонючего (но не в обыденномчеловеческом смысле) «тумана» по-прежнему болтаются под самым потолком. Потом,побледнев, она сказала:

– Я вас правильно поняла…

– Совершенно верно, – кивнул генерал. – Мыуслышали детский плач… Под корнями дуба лежал младенец, в самом обыкновенномпокрывале, синем, кажется, атласном. Оно и сейчас, быть может, пылитсягде-нибудь в дальнем чулане, но, уверяю тебя, в нем нет ничего странного илинеобыкновенного: обычнейший кусок синего атласа, такой можно встретить в любойлавке. Атлас был безукоризненно чистым, а младенец… а ты, как очень быстровыяснилось, – совершенно невредима.

– А дальше?

– Вот, собственно, и все, – сказал генерал. –Почти… Хотя странности на этом не кончились. Охота, разумеется, была сорвана –кто бы продолжал гнать волка после такого… Егеря рассыпались по окрестностям,но никаких невиданных зверей не обнаружили. Тебя увезли в имение. А мертвыетела исчезли, необъяснимо и таинственно. Я распорядился, вернувшись в Вязинки,послать за ними телегу: во-первых, мертвые, кто бы они ни были, заслуживаютхристианского погребения, во-вторых, речь безусловно шла о насильственнойсмерти в моих землях и требовалось незамедлительное полицейское расследование.Но посланные тел уже не нашли. Клялись и божились, что возле дуба ничего небыло: ни мертвых тел, ни крови, ни каких бы то ни было предметов. Туда опятьбыл послан Данила с егерями, но и они ничего не нашли. А полицейскоерасследование опять-таки ни к чему не привело: ни одна живая душа не видела вокрестностях никаких странно выглядевших чужаков и уж тем более непонятныхзверей. Ну, а ты, как легко догадаться, никакой ясности в происшедшее внести немогла, поскольку полугодовалый примерно младенец на такое не способен…Осмотревшие тебя доктора разводили руками и заверяли, что перед ними – самыйобыкновенный младенец примерно полугода от роду, без малейших увечий илипризнаков дурного обращения, в котором таинственного не больше, чем в сапогеили стуле. Вот и все почти. Мы так больше ничего нового и не узнали, постепеннооб этом происшествии перестали болтать. Какой смысл, если имеешь дело ссовершеннейшей загадкой? Шли годы, а в тебе так и не появилось ничегозагадочного или отличавшего от обычных детей. Просто-напросто – неведомо откудавзявшийся младенец, и не более того. Даже это ничего странного в себе нетаит, – генерал выдвинул ящик стола и положил перед Ольгой какую-товещицу. – Его у тебя сняли с шеи, а теперь, сдается мне, самое времявернуть…

Действительно, в украшении на филигранной работы цепочке небыло ровным счетом ничего необычного: всего-навсего плоский медальон с синимкамнем посередине. Никакой особой изысканности – разве что с лицевой стороны,где камень, по краю медальона нанесен чеканный узор, но весьма простой, изнехитрых завитушек. Судя по весу и виду, и медальон, и цепочка были золотыми.

– Золото, – сказал генерал, словно угадав еемысли. – Ювелир это утверждал со всей определенностью. Правда, не нашлосьни пробирного клейма, ни клейма мастера, но это, несомненно, золото. Вот каменьон не опознал. Уверял, что это, безусловно, не стекло, но точнее определить несумел, что его, как серьезного знатока самоцветов, весьма раздосадовало. –Заметив движение Ольги, генерал сказал: – Нет, не открывается, мы пытались…Вроде бы и имеются крохотные петельки, но ювелир, как ни бился, открыть несмог, значит, медальон литой. И уж безусловно велик для того, чтобы вешать егона шею крохотному ребенку, по размерам подходит исключительно для взрослогочеловека… Ну, вот и все. Я понимаю, что мой рассказ тебя к разгадке непродвинет ни на шаг, но что поделать, если я знаю ровно столько, сколько сейчасрассказал, и никто не знает больше…

– Я вам и за это очень благодарна, – сказалаОльга, разглядывая изящную вещицу. – Но почему вы молчали раньше?

– Сам не знаю. Быть может, не хотел тебя огорчать. Нучто тебе эта загадочная история дает?

– Эта история? Саму себя. – Ольга печальноусмехнулась. – По крайней мере я теперь совершенно точно знаю, откудавзялась, – пусть даже обстоятельства предельно загадочны. Это все же лучше,по-моему, чем полная неизвестность… Я могу забрать медальон?

– Ну разумеется, коли уж он твой… С уверенностью можносказать только то, что под дубом нашли тебя и что медальон этот был у тебя нашее.

– Я пойду, с вашего позволения? Хочется побыть в одиночествеи подумать…

– Да, кончено.

Ольга была уже на полпути к двери, когда услышала голосгенерала:

– Подожди…

Она вопросительно обернулась. Генерал быстро шел к ней,как-то странно дергая растопыренными пальцами стоячий, расшитый жестким золотымшитьем воротник повседневного мундира.

– Странно, – сказал он. – Камень в точноститакого цвета, как твои глаза. Совершенно…

– Пожалуй, – сказала Ольга, разглядываякамень – Насколько я могу судить по своему отражению в зеркале…

– Точно тебе говорю, – произнес генерал новым,незнакомым голосом. – Совершенно как твои глаза. Твои глаза, синие, какнебо, я готов смотреть в них…

В следующий миг он вдруг крепко обхватил Ольгу и прижал ксебе так, что ее больно царапнули орденские звезды. Она была настолькоошарашена, что даже не пыталась вырываться. Замерла в объятиях, большенапоминавших медвежью хватку. Руки генерала зашарили по ее телу грубо, сневероятной развязностью, а в ушах звучал чужой, никогда не слышанный преждеголос:

– Сколько можно? Я устал на тебя смотреть и ничего непредпринимать, красавица моя… Ложись, будь умницей…

Не разжимая стальных объятий, генерал попытался опуститьдевушку на ковер, и тут-то Ольга опомнилась, собрала все силы. Глянула черезплечо генерала и поневоле ахнула: в огромном зеркале, напротив которого ониоказались, она увидела нечто черное, сморщенно-сухопарое, напоминавшеегротескно искаженную человеческую фигуру, словно составленную из черных корявыхпалочек или пучков горелых, покрытых копотью веток. Именно эта фигура, тесноприжавшись к генералу и охватив его запястья чем-то напоминавшим скрюченныепальцы, будто управляла всеми движениями Вязинского, а черный шар, заменявшийэтой твари голову, склонился так, словно черная фигура нашептывала что-тогенералу на ухо: ну да, в нижней части шара виднелся горизонтальный разрез,кривящийся точно шепчущий рот…