– Для экипажа «Муромца», – ответили ему. –Эти аристократы у нас на особом положении.

После этого Зепп принялся разглядывать интригующий стол судвоенным вниманием. Как, впрочем, и остальные новички. Воздушный корабльинтересовал всех, и разговоры сначала тоже были исключительно о нем.

Кто-то рассказал (правду или небылицу – бог весть), что напервом «Муромце», еще мирного образца, якобы был спальный отсек и ватер-клозет.Предполагалось, что самолет дальнего радиуса будет использоваться для полетоввдоль Северного морского пути. Совершил же он перед самой войной беспосадочныйперелет Киев – Петербург.

Позавидовали многомоторности богатыря. Главная беда обычныхаэропланов – отказ двигателя – «Муромцу» нипочем. У него аж четыре пропеллера,а лететь он может и на одном.

Обсудили новые баллистические таблицы, позволяющие кораблюосуществлять бомбометание с невероятной точностью, учитывая высоту, скорость исилу ветра. А 25 пудов бомбочек в одном сбросе – это вам не комар чихнул. Всеравно что залп из орудий целого артиллерийского дивизиона.

Зепп сидел, наматывал на ус. Правда, вскоре общая беседарассыпалась на несколько локальных, уже не имевших отношения к «Летающемуслону». Гауптман умудрялся участвовать во всех сразу, то и дело поглядывая нааристократический стол – не появились ли «муромчане».

Разговоры были обыкновенные, летунские.

У кого лучше маневренность – у «ньюпора-4» или «фармана22-бис». Правда ли, что французы начали ставить на аэропланы радиопередатчик, анемцы придумали, как стрелять из пулемета через вращающийся пропеллер. Будут лив добавку к «столовым» и «квартирным» платить «залетные» по количеству летныхчасов. Еще обсуждали какого-то Карасева, который раньше был лихой пилот, нопосле аварии потерял сердце и все норовит увильнуть от полетов.

Агбарян с важным видом рассказал, что на Путиловском заводедля летчиков разработан противопулевой доспех из какой-то особенной закаленнойстали. Прикрывает главным образом задницу и соседствующие с ней важные места.Изобретение было горячо одобрено всеми обедающими. Кто из летчиков не боитсяполучить пулю в мужскую область при обстреле с земли?

За соседним столом, где сидела публика постарше, слушалибывшего генштабиста Ланского, который за время обучения на курсах летнабовуспел стать большим патриотом авиации.

– …Это, господа, черт знает что, – негромкоговорил рядовой, хмуря брови. – Все наши беды объясняются вульгарнойнехваткой средств. В других странах военные министерства тоже экономят насамолетах, но там передовая общественность понимает значение авиации ипериодически устраивает сбор средств в помощь военному флоту. Я специальноинтересовался цифрами. Немцы за прошлое лето собрали по подписке семьмиллионов. Французы пять. А наши думские демосфены патриотствуют только насловах. Известно ли вам, сколько дал сбор пожертвований для «Муромца»,устроенный в Петрограде? Сотрудники Военного министерства расщедрились на 3рубля 44 копейки. Служащие канцелярии императорского двора отвалили до кучи 59копеек. О прочей, менее ответственной, публике и говорить нечего… Не собратьденег для такого дела! Ох, Русь-матушка… Поскупилась вооружить богатыря. Кто жетебя защищать будет?

Будто в ответ на сей риторический вопрос в клуб вошличетверо авиаторов, очевидно, явившихся прямо с аэродрома. Поздоровавшись, онинаправились к возвышению.

Новички с любопытством воззрились на экипаж воздушногокорабля.

– Это и есть ваши небожители? – съязвил Агбарян, вего голосе звучала зависть.

– Мы тут все небожители. А также небоумиратели, –строго ответил опекавший пополнение казачий сотник из ветеранов.

Задал вопрос и Зепп:

– С папиросой – штабс-капитан Рутковский, знаю. А ктоостальные?

– Молодой – это второй пилот, Митя Шмит. Повезлосопляку, – стал объяснять старожил. – На какой аппарат попал и ккакому командиру! Усатый поручик – Георгий Лучко. Тот самый случай, когда неГеоргий поражает змия, а змий Георгия – зеленый змий. Зато стрелок фантастическойметкости, потому Рутковский его и терпит. Сзади, в гимнастерке,зауряд-прапорщик Степкин, механик. Уникум. Может исправить любую поломку прямов воздухе.

Фон Теофельс так и вонзился в четверку взглядом. Ничего неупустил, ни малейшей детали. Тут любая мелочь могла пригодиться или, наоборот,помешать.

Отметил и марку папиросы у командира («Дюшес»), и сизый носстрелка, и томик под мышкой у мальчишки (стихи Александра Блока), и аккуратноподшитый воротничок у механика (стежки явно сделаны заботливой женской рукой).При необходимости зрение гауптмана умело заостряться до невероятности, а ужслух и подавно. Искусством звукоуловительного концентрирования Зепп владел всовершенстве. Хоть до заветного стола было метров десять, не упускал ни одногослова.

Верно и то, что «муромчане» разговаривали между собойгромко, оживленно, как и положено летчикам сразу после полета.

– Пенкна Зосенька, ваш Ромео и его верные друзьяподыхают от голода! – крикнул сизоносый поручик через всю залу.

– Перестань, сколько можно, – укорил его механик.

Все сели, и неугомонный стрелок тут же прицепился ко второмупилоту, уткнувшемуся в книгу.

– Митька без своего молитвенника никуда. Почитай нампро незнакомку. Как это: «Чего-то там, пройдя меж пьяными, она глушит виностаканами».

Он засмеялся, остальные улыбнулись – кроме Шмита. Тотбуркнул:

– Очень остроумно.

Через столовую с тяжелым подносом, уставленным всякойснедью, плыла давешняя кельнерша.

Черноглазый Агбарян оживился:

– Мадемуазель, я надеюсь, вы к нам?

– Зря стараетесь, – ухмыльнулся сотник. –Сердце красавицы оккупировано, да и рука уже обещана.

Кельнерша грациозно вспорхнула на ступеньку, стала метать,будто со скатерти-самобранки, мясные и рыбные закуски, соленые грибки, пирожки.

– Здравствуйте, пани Зося, – приветствовал ееРутковский. – Право, вы нас балуете.

Когда у красотки освободились руки, она любовно поправилаСтепкину завернувшийся манжет, и невзрачный механик просиял счастливой улыбкой.

– Голубок с голубкой, – заметил Лучко, сунув в роткусок ветчины. – Степкин, когда на свадьбе погуляем?

У того на всё был один ответ:

– Перестань, сколько можно.

Зося, мило закрасневшись, накладывала летчикам на тарелки.Интересно, что ни графина с водкой, ни бутылки с вином на обильном столе небыло – только сельтерская да квас.

– Эх, господа, ничего б не пожалел, только бы на«Муромце» полетать, – вздохнул рядом с Зеппом парижанин Круглов, теребяпуговицу своей новенькой гимнастерки.