- Минут пятнадцать, не больше, надо мчаться вШереметьево.

- Тогда я буду краток. У меня к тебе просьба. Вот,возьми, - я протянул ей ключи от квартиры, - и пожалуйста, съезди ко мне домойи привези мою записную книжку. К сожалению, не могу тебе сказать точно, где оналежит, но раньше я обычно держал ее на компьютерном столе, прямо рядом стелефоном. Сделаешь?

- Конечно, - она взяла ключи и бросила в портфель. -Если сама не вырвусь к тебе, пришлю того же мальчонку, который тебе телефонпривез. Жаль, что ты мне раньше не сказал, я бы подъехала к твоей маме, взялаключи, и уже сейчас ты получил бы свою книжку. Не сообразил?

- Сообразил. И тут же сообразил, что матушке это непонравилось бы. Почему я прошу об этом не ее, родного человека, а тебя? Онасказала бы тебе, что сама найдет записную книжку и привезет мне.

- И что в этом плохого? - не поняла Муся. - Пусть бы ипривезла.

- Мусенька, дорогая, у тебя принципиально другая мать,и ты меня никогда не поймешь. Я не люблю, когда матушка роется в моих вещах ибумагах. Она человек деликатный и никогда сама никуда не полезет, но если еепопросить что-то найти и если на ее пути при этом попадется хоть одна бумажка,можешь быть уверена, эта бумажка будет прочитана от корки до корки. А потом мнепридется отвечать на множество вопросов и выслушивать разнообразные упреки втом, что я опять сделал что-то не так. Однажды она нашла у нас дома счет зателефонные переговоры, причем, заметь себе, оплаченный. Так она не поленилась,изучила каждую букву и цифру и обнаружила, что оплата была просрочена на двамесяца. Разговоров было - на две недели! И что мы с Линой несобранные,неорганизованные, что никогда ничего не делаем вовремя, что рано или поздно унас отключат телефон за неуплату или вообще снимут номер, и как мы будем житьдальше, и тому подобное. Из-за такой ерунды - две недели нервотрепки. А я ведьсовсем не знаю, какие бумаги лежат сегодня у меня в столе, ты понимаешь? Иматушку туда на пушечный выстрел подпускать нельзя.

- Аргумент, - согласно кивнула Муся. Она так и неприсела, продолжала стоять, поставив портфель на стол и облокотившись наширокий подоконник. - Я все поняла, записную книжку найду и переправлю тебе.Что еще? Кстати, ты прочел свои книги?

- Да, осилил.

- Что так скучно? - улыбнулась она. - Почему"осилил", а не "запоем проглотил"? Не понравилось?

- Не в этом дело... Просто то, на что я надеялся, неслучилось. Я ничего не вспомнил. А качество написанного я как-то не собралсяоценить. Вроде ничего, увлекательно. А ты как считаешь?

- Андрей, ты же знаешь, я твои рукописи не читаю, я ихпродаю. Читать имеет смысл, когда автор не известен, чтобы понять, как он пишети о чем. А твои книги зачем мне читать? Ты - Корин, этим все сказано, издателиплатят уже только за твое имя, а не за содержание.

- Муська, - засмеялся я, - ты цинична до неприличия.

- Я всегда была такой. А ты что, надеялся, что я за двагода стала другой?

- Нет, я радуюсь, что ты прежняя. Человеку длявнутреннего комфорта необходимо чувство стабильности, узнаваемости. Знаешь, мнедействительно очень страшно, что за два года все вокруг переменилось, и я ужене найду своего места в этой изменившейся среде. Поэтому я радуюсь как ребенок,когда вижу, что что-то осталось прежним, кто-то совсем не изменился. Меня этоутешает, и я начинаю думать, что два года - это не такой уж большой срок.

Мне показалось, что Муся немного нервничает, вероятно,боится опоздать в аэропорт, и при этом не хочет меня обидеть.

- Все, дорогая, беги, не буду тебя задерживать. Когдаты появишься?

- Пока не знаю, Андрюша, - в ее голосе послышалосьявное облегчение оттого, что я не обижаюсь на ее столь скорый уход. - Нашбезумец собирается пробыть здесь почти две недели, но точное расписание я будузнать только сегодня вечером, когда он прилетит. Я обещаю, сегодня же выберуськ тебе домой за записной книжкой и позвоню, что и как.

- Позвони обязательно, - попросил я, - мне нужнытелефоны одного человека, ты мне их продиктуешь, а саму книжку можно и попозжепривезти.

Конечно, я не обижался на Мусю, ведь она, в отличие от меня,работает, крутится. У нее пенсионного возраста родители и еще дочка, ксожалению, больная, на лечение которой постоянно нужны деньги, с каждым годомвсе больше и больше. Поэтому Муся с ее юридическим образованием, прекраснымзнанием авторского права и издательской "кухни" и свободным владениемтремя иностранными языками хватается за любое дело, которое может принести хотькакие-нибудь деньги. Даже, случается, выступает в качестве гида-переводчика длячьих-нибудь гостей, не говоря уж о бесконечных переводах всяческих контрактов срусского и на русский. Да и с авторами хлопот немало, кроме меня, у Муси наруках еще восемь творцов, и все в разных издательствах, и у каждого своикапризы и амбиции.

После Мусиного ухода мне удалось на какое-то времяотстроиться от мыслей о выстреле, не то почудившемся мне, не то имевшем место вреальности. Я смотрел на синюю папку и тешил себя надеждой на то, что вотздесь-то как раз и найдутся те самые слова или цифры, которые подтолкнут моюувязшую в весенней распутице память. А вечером я созвонюсь с Борисом, он завтраже приедет ко мне. Рано отчаиваться, еще не все возможности исчерпаны, я будупытаться, буду стараться, изобретать все новые и новые способы заставитьамнезию сдать свои позиции. Я справлюсь с ней. Сам справлюсь. И не нужны мненикакие психоаналитики.

* * *

- Ожил! - Борькин голос звучал в трубкенепривычно-насмешливо. - А мне Ольга Андреевна запретила тебя тревожить, и якак хороший мальчик сижу тихонько и не высовываюсь. Ты же знаешь, я привыкслушаться твою маму. Ну как ты?

- На все сто, - бодро отрапортовал я. - Очень хочу стобой повидаться. Ты сможешь вырваться ко мне?

- Нет вопросов, - тут же ответил он. - Говори, когда икуда ехать. Ольга Андреевна так тебя законспирировала, что я даже не знаю, гдетебя держат.

Я продиктовал ему адрес, заручился обещанием Бориса приехатьзавтра же прямо с утра, принял душ и улегся в постель вполне умиротворенным. Завечер я успел одолеть примерно треть всех бумаг, которые оставила мне Муся, нов голове ничего не прояснилось. Это меня не обескуражило, ведь впереди были ещедве трети содержимого синей папки, а главное - встреча с Борисом. Но матушка-то,матушка-то какова, а? Теперь хоть понятным стало, почему Борька не объявился.Наверняка он, узнав об аварии, кинулся названивать и мне домой, но там емуникто не ответил, и на мой мобильник, который оказался отключенным из-за севшейбатареи, и матушке, которой сначала тоже не было, но которая в конце концовприехала и элегантно отшила его. Тревожить меня, видите ли, нельзя! Да чемБорька может меня потревожить, скажите на милость? Я все понимаю, матушкавсегда хотела безраздельно владеть своими детьми, а после смерти Веры этожелание обрушилось на меня одного. Она ревновала меня к первой жене, ревновалак Лине и, мне кажется, подспудно хотела, чтобы я вообще никогда не женился иоставался до конца жизни маминым сыном. Нет, она никогда не позволяла себедурно отзываться о моих женах и друзьях, а если и критиковала их, то оченьделикатно и, надо признаться, всегда по делу. Ольга Андреевна умнейшая женщина,но даже у самых умных людей в подсознании творится черт знает что. Как онаобрадовалась, когда я согласился с тем, что не нужно дергать Лину и срочновызывать ее в Москву! С какой готовностью согласилась с тем, что я не хочувыходить из клиники и включаться в привычный круг контактов, пока не справлюсьсо своим страхом попасть впросак и выглядеть нелепо. И как ловко отсекла отменя Борьку Викулова. Хорошо еще, что не посмела таким же манером обойтись сМусей, все-таки понимает, что Муся - это не столько эмоции, которые могут меняразволновать, сколько дело, работа, в конце концов - деньги.