– Назови свое имя, – требовал назойливыйголос. – Ты стыдишься своего имени? Ты трус? Твое имя слишком позорнозвучит, чтобы произнести его, да? Ты трус! Ты боишься!

Хохот нескольких глоток сопровождал арию невидимого солиста.Хохотали наглые, сытые, уверенные в себе, и Сварог рявкнул в ответ, выкрикиваяоскорбления, несравненно более обидные, чем те, какими его награждала невидимаясвора. Этот дурацкий поединок длился недолго. Голоса умолкли, исчезло пламя,остался неведомо откуда идущий свет без теней.

И в этом свете над Сварогом склонилось чудовище.

Бледно-синее, безволосое, морщинистое. Лысая головасклонялась к лицу Сварога, ровным желтым светом сияли глаза с вертикальнымикошачьими зрачками, щелкала треугольная клыкастая пасть, омерзительно вонявшая гнильюи падалью. Ссохшиеся пальцы с черными когтями тянулись к горлу Сварога и никакне могли до него добраться, словно невидимая преграда исправно работала на обестороны, сковывая Сварога, но и защищая.

Узкий язык, красный, острый, дергался в слюнявом зеве.Чудище, раскачиваясь, брызжа слюной, орало:

– Скажи свое имя! Имя!

Но напугать оно могло разве что таежного отшельника, неприобщенного массовой культурой к хрипящим монстрам и воющим покойникам. АСварог, мало того что многого насмотрелся на экране, еще больше жути пережилнаяву – и сам творил эту жуть. Чем дальше, тем больше отдавало самой вульгарнойкомедией, детскими страшилками.

– Пошел вон, – сказал Сварог.

– Это все зря, зря, зря… – забубнили вокругголоса, словно перекликались.

– Время уходит, уходит, его нет совсем…

– А мы бессильны, бессильны…

– Но мы не можем быть бессильными…

– Не имеем права…

Голоса искажались странным эхом, плыли, слова растягивались,тягучие гласные и резко, как выстрел, звучавшие согласные превратили шумевшиевокруг разговоры в сущую абракадабру, и Сварог ничего уже не понимал. Чудовищеисчезло – незаметно, словно повернули выключатель, только что дергалось ихрипело над самым лицом – и вот его нет. И никто не пришел ему на смену. Ровныйнеяркий свет без теней поблек, сквозь него там и сям стали проступатьнепонятные контуры, путаница наливавшихся четкостью и чернотой линийпроявлялась в нечто знакомое. Голова ощутила мягкую прохладу податливойподушки, тело – легкое свежее одеяло. Сварог лежал в постели. Белая комната, мирноеголубое небо за окном, сирень на столике у изголовья. Человек в белом халатесидел у постели, лицо у него было доброе и заботливое, он радостно, ободряющеулыбнулся, склонился к Сварогу:

– Ну и задали вы нам хлопот… Знаете, сколько вы здесьлежите и бредите? Долгонько…

Сварог медленно расслаблялся, вытянул руку вверх – ну,конечно же, никакой невидимой преграды. Пальцы дрожали – ничего удивительного.

– Бред, – сказал он.

– Бред, – торопливо подтвердил врач. – Атеперь напрягитесь-ка, вам следует все вспомнить. Сколько вас было в вертолете?Ну? Вас накрыло почти сразу же после взлета… Вы ведь капитан Лаврин?

– Нет, – сказал Сварог. – Я – майор Сварог.Нас в вертолете…

Что-то странное и неладное случилось с глазами. В той точке,куда он в данный момент смотрел, все виделось резким и отчетливым, но боковоезрение отмечало, что все, оказавшееся не в фокусе, зыбко колышется,расплывается…

И еще он совершенно точно помнил – не было никакоговертолета. Он с полгода не садился в вертолет. Да что же это с глазами такое?Там, куда переводишь взгляд, все вновь становится четким, стабильным, нозахваченное краешком глаза лицо врача, такое ласковое, такое участливое,напряженно внимательное, словно подергивается пеленой раскаленного воздуха,дергается, гримасничает, нос стекает к подбородку, уши оплывают, проваливаютсявнутрь…

Он моргнул, присмотрелся к сирени. От нее совсем не пахлосиренью.

– Ну же, – торопил доктор. – Значит, ввертолете вас было… Вы майор Сварог… дальше! – В голосе у негопромелькнуло что-то визгливое, скрипучее.

– Не было никакого вертолета, – сказал Сварог.

– Был, – мягко сказал врач. – Он упал. Выхорошо помните, кто вы? Назовите себя!

– Вы не знаете, кто я? – спросил Сварог.

– Знаю. Скажите сами. Ваше полное имя.

– Не было никакого вертолета! – сказалСварог. – Слышите?

Он приподнялся на постели, вскочил рывком, сгреб за халатэтого лучезарно доброго врача с заботливыми усталыми глазами. Врач осталсянеподвижен, как манекен, а Сварог ощутил, что его рука вместо накрахмаленногобелейшего халата намертво ухватила что-то жесткошерстное, мохнатое, горячее,живое, – и оно испуганно рванулось, так, что Сварога дернуло следом, онврезался головой в грудь застывшего на стуле врача. И голова прошла насквозь,Сварог свалился с постели, кудрявая шерсть выскользнула из руки, он барахталсяна чем-то твердом и холодном, не мог вскочить, как ни пытался. Звуки, цвета,запахи, осязаемость предметов вместе со всеми предметами – вообще все, кромесамого Сварога, вдруг полетело, теряя формы, переплетаясь и сливаясь друг сдругом, понеслось куда-то вверх. Словно, сдернув, утаскивали гигантское одеялос картинками. Человека оставили наедине с чернотой, непроницаемой настолько,что она казалась вещественной и плотной до того, что хотелось резать ее, какпирог.

Это более всего походило на ощущение, какое испытываешь наморском берегу, лежа на линии прибоя, когда одна волна, обдав тебя мощьюпринесенной воды, отступила, но ты знаешь: сейчас накроет волна вторая, и тысжимаешься, готовясь принять ее на себя. Сварог знал: то, что отхлынуло,вернется вот-вот, чтобы обрушиться на него новой мощью.

Не заставив себя ждать, это пришло. Дождем из мерцающихчастиц, молниеносно сложившихся в новые декорации.

Дождь своей световой внезапностью в кромешной тьме ненадолгоослепил Сварога. Он прикрыл глаза ладонью, а когда отвел ее, его уже ждали. Поту сторону решетки. А по эту находился только Сварог, и за спиной у него мрак.Влево, вправо и вверх решетка уходила тоже во мрак, скрываясь в нем, как вчерном тумане.

Со стороны перекрещивающихся, с палец толщиной и почему-торжавых прутьев, в двух человеческих шагах от них скалилось существо. Довольновзвизгнувшее, когда встретилось взглядом с человеком. Нет, на этот раз его непытались напугать. Они приготовили совсем другое.

В лапах существа дрожала белая от испуга девочка.Обыкновенная земная девочка, лет десяти, с косичками, с горошками на платье, сголубыми глазенками, огромными от страха и влажными от слез. Существоприставило к горлу девочки мясницкий нож, грязный от несмытой крови, спокрывавшими клинок бурыми оспинами ржавчины.

Сварог понял: сейчас начнется торг. И торг начался.

– Назовись. Или она умрет. – Оно говорило, и слюнистекали по подбородку на темно-синюю хламиду, на кожаный фартук. – Девочкаиз твоего мира. Взятая оттуда из-за тебя, по твоей вине. Она не вернется кмаме.