Чисто машинально он выщелкнул обойму, большим пальцемвышелушил коричневые кургузые патроны. Их оказалось пять. Шестой, дело ясное,сидел в стволе, загнанный туда предыдущим выстрелом, а две золотые пулиостались в неизвестном прошлом. Значит, удалось. Произошло так быстро, будничнои скучно, что на душе стало не радостно, а скучно и больно. Сказкам положенокончаться как-то не так – то ли веселее, то ли необычнее.

Но по дороге к раскопу Сварог пришел к выводу, что сказкивсегда кончаются именно так – скучно и буднично. Никто не заглядывал в тебудни, что простираются за словами «Тут и сказке конец», – а это еще неконец, там обязательно должно что-то происходить, ведь живы положительные героии даже часть отрицательных, и удачливому принцу причитается полкоролевства, аспасенной принцессе не обойтись без законного брака, она же не подзаборнаякакая-нибудь и не кухаркина дочь. Голова дракона (или тролля) валяется в пылипод забором на заднем дворе, куда ее откатили пинками кухонные мужики, чтобы немешала таскать с ледника говядину и запечатанные жбаны. У царевны (илипринцессы) нет ни одного приличного платья, и нужно ее срочно обшивать, старшиесыновья на стенку лезут от злости, и их вполне можно понять: они, скорее всего,старательно и серьезно готовились к восшествию на трон, изучали экономику,финансы и военное дело, пока младшенький в обществе говорящих серых волковболтался за тридевять земель (к тому же наверняка без паспорта и подорожной,так что дипломатам теперь отписываться не одну неделю). Министры ломают голову,как надлежащим образом разделить королевство пополам, не разрушив устоявшихсяхозяйственных связей, не задев границы баронских имений и общинных выпасов.Если там есть биржа, она на всякий случай паникует, и курсы иностранных денежекскачут самым причудливым и идиотским манером. Простонародье, усмотрев реальныешансы на лишний уик-энд, гуртуется в кабаках и у дворцовых ворот – вдругвыкатят бочку? Один папаша-король на радостях надрался и тискает фрейлин. А сампринц сидит в горнице и понемногу начинает соображать, что начинается скучная,будничная жизнь, потому что спасенная принцесса, став законной супругой, чертас два отпустит освобождать других принцесс и рубать драконов, ибо женщиныневероятно практичны. В общем, болото, не зря же умница волк предупреждал, чтобольше они не увидятся…

Сварог добрел до края раскопа и глянул вниз. Мавзолей былуже вскрыт, бревна убраны, и гробокопатели в полном составе толпились вокруг,восхищенно лицезрея скелет, лежавший меж каких-то чаш, ржавых клинков суцелевшими тускло-желтыми рукоятями (значит, золотыми) и прочего хлама,натасканного когда-то в могилу уважения ради. Сварог сначала наблюдал безвсякого интереса, высматривая среди загорелых спин Светину, потом вдругвстрепенулся, проглотил подступивший к горлу комок, сбежал вниз по хлипким,шатким мосткам и стал проталкиваться ближе под недоуменное оханье тех, комувгорячах наступал сапожищами на босые ноги.

На запястье скелета тускло желтел массивный браслет сдраконьими головами. От черно-бурых хвостов, понятно, не осталось и следа, нообок пустых глазниц лежали плоские золотые висюльки, прикрепленные кшлему, – золотые дракончики и кони. Сварог стал высматривать пули – должныже быть где-то, что им, золотым, сделается? – но на него коршуном налетелихний главный: бородатый демократ, сидевший на «Огоньке», как наркоша на игле,и оттого питавший к военным людям биологическую ненависть, какую старая девапитает к голым кисулям из «Плейбоя» – по определению доктора Зуева, ерника иконсерватора, успевшего с бородатым подраться в зыбкие дни ГКЧП (правда, не пополитике, а из обоюдного пьяного куража). Налетел и стал нудить про нетленныеценности науки, коей не имеют права мешать пьяными визитами представителиимперской военщины. Сварог к тому времени давно протрезвел, но, чтобы неогорчать интеллигента, огрызнулся в классическом стиле:

– Если ты такой умный, чего строем не ходишь? Сталинана тебя нет…

Выбрался из раскопа и потащился в военный городок.

Он сделал не больше тридцати нешироких, вялых шагов, когдаего окликнули. Света. В купальнике, загорелая, улыбающаяся, соблазнительная.Догоняет его какими-то танцевальными подскоками, отмечая ритм взмахамипредмета, похожего на большую малярную кисть.

– Что не здороваешься, майор? Разлюбил?

– Да смотрю, ты вся в делах. Смотрю, тебе не до меня,живого, – тон получился каким-то заискивающе-оправдательным, что былоСварогу несвойственно.

– Промазал, майор, меня одинаково волнуют и живые, ипокойники. Некрофилка я только наполовину. Он, кстати, – Света показалакистью в сторону раскопа, – уже никуда не убежит, отпрыгался, голубчик. Авот ты можешь. Вы, живые мужики, бегать горазды.

Сварог вдруг понял, что смуту, окутавшую душу, можно если неразвеять, то приглушить, говоря без словесных фиговых листков, или водкой, илибабой. Баба – вот она, все при ней. А до водки он еще доберется. После.

Майор обхватил необдуманно приблизившуюся к нему девушку заупругую попку.

– Ты можешь поднять любого покойника и у любогопокойника, моя прекрасная леди.

– Шалунишка. Увидят – что подумают? – Света игривостукнула Сварога щетинками кисти по кончику носа.

– Мужчины позавидуют мне, женщины – тебе.

– Ох какие мы самоуверенные.

– Пойдем в палатку. – У него вышла отнюдь непросьба, а, скорее, приказ.

Света заглянула ему в глаза и сказала уже совершенно безигривости:

– Пойдем…

В палатке гостей встретила банная жара, а с их приходомстало еще жарче. Потом быстро пропитались и верблюжье одеяло, и воздух. Отиратьпот, заливавший их лица, обоим было некогда. Обращать внимание на мелкиенеудобства не хотелось. И вообще – на несколько минут (а не слишком липрозаично мерить упоение друг другом минутами?) оба забыли про все и вся, кромених самих…

…Светин затылок небольно давил на грудь, волосы разметалисьво все стороны, как лучи солнца на детских картинках. Ее рука нежнымпоглаживанием благодарила второе мужское «я» за подаренное удовольствие. Сварогчувствовал успокоение, душу перестало корчить от сомнений, давившее егоощущение опустевшей жизни отступило. Нет, что ни говори, женщина – лучшее излекарств.

Из приоткрытого входного клапана наружу, под надвигающийсявечер, из палатки вытекала истома.

Ладонь Сварога пробежалась по Светиному атласному на ощупьживоту…

– Что это у тебя? – кончики пальцев задержались напродолговатом бугорке, нарушавшем единообразие шелковистости животика.

– Ты только сегодня заметил? Хорош любовничек, нечегосказать. Что-что? Ничего особенного, шрам. Аппендицит вырезали. В те золотыегоды, когда я была еще отроковицей, наивной и невинной.

Сварога словно двинули прикладом по лбу. Он закрыл глаза,унимая внезапное головокружение. Уж этот живот он изучил старательно, как картувражеской местности перед заброской, изучил руками и губами. Шрамик появилсятолько сегодня, не было его, не мог он его не заметить, не совсем же он…