– Виталь, ты не помнишь, чья машина на сиротинском местестояла, когда он после обеда в офис вернулся?

Тут Виталик опять вытер сухой лоб и воззрился на Волкова вкрайнем возмущении:

– Да я же говорю, что на улицу не выходил! И не видел яникакую машину! Ни его, ничью! А что такое-то?!

– Хочешь, – предложил Волков, – я охранникам вниз позвоню,они тебе помогут елку тащить. А ты куда ее? В переговорную?

– Не надо мне никаких охранников, – даже обиделся Виталик. –Я сам справлюсь. И до переговорной рукой подать!

И он показал вдоль коридора.

Волков похлопал его по горячему и влажному под рубахойплечу, словно полностью одобряя все, что тот говорит и делает, и зашел в свойкабинет.

Никто ничего не видел, не слышал и никуда не выходил.

Но Волков собственными глазами видел след от ботинка наковре в комнате Сиротина. И Сиротин погиб.

Волков походил по кабинету, включил компьютер и вдруг решил,что должен немедленно позвонить Юле.

Ну, просто так.

Ну, просто спросить, как у нее дела. У нее и у гнома вкрасных башмачках, которого она увела с собой, так определенно и ясно, словнохоть что-то в жизни может быть определенным и ясным!..

И еще он подумал, как хорошо, должно быть, сейчас дома.

Чисто, просторно и свежо, и пахнет кофе, который Юлька всевремя пьет, а потом жалуется, что у нее сердце «скачет, как сумасшедшее». ИДимка, младший сын, скоро явится из института и обнаружит гнома – что-то онскажет? Димка, смешливый, сероглазый, длиннорукий, как макака, умеющийсочувствовать и сопереживать, родителей обожал, почитал немного недоумками, новсе же вполне нормальными ребятами и сильно огорчался, когда они... ссорились.

Бедный Димка.

Он тоже любит Новый год, снег, бенгальские огни, в Ильинкупоехать и долго растапливать камин, а потом, когда он разгорится, сидеть передним и смотреть в огонь.

Что с ним будет, если Волков уедет туда один, как собиралсянынче утром? И вообще что дальше будет с ними, с их жизнью, которая когда-тобыла такой прекрасной?..

Волков трусил, боялся звонить и рассуждал о жизни и о том,как хорошо, должно быть, сейчас дома.

Впрочем, всегда хорошо там, где нас нет.

Он очень решительно взял телефон, покрутил, повертел,положил и снова взял, еще решительнее.

Сейчас он позвонит Юле, а там не окажется никакой Юли, абудет туманность Андромеды!..

Я сейчас занята, извини, пожалуйста.

И тут на его счастье в дверь постучали, и вошел ИгорьОсипов, игравший вчера в бильярд вместе с Виталиком и Лехой Рыбалко.

– Можно к вам, Павел Николаевич?

– Заходите, Игорь.

Вот и прекрасно. Значит, можно не звонить.

– Павел Николаевич, я принес заявление об уходе. Подпишите?

Пожалуй, в последние лет пять из своих сорока двух Волковникогда так сильно не удивлялся.

Он так удивился, что спросил, чувствуя себя ВиталикомКамаровским:

– Вы уходите... куда? В отпуск?

Осипов посмотрел на шефа оценивающе – может, у негопохмелье? Плохо соображает? Не проспался еще?

– Я хочу с работы уволиться, – выговорил он раздельно инемного с вызовом. – Вот заявление принес. Подпишите, пожалуйста, ПавелНиколаевич!

Волков сел за свой громадный стол, заваленный разного родабумагами, принял у Игоря листок и прочитал его.

– А что за спешка, я не понял? Или вы давно собирались?

– Нет, я не собирался.

– Тогда почему?..

– Павел Николаевич, – сказал Осипов и посмотрел в потолок, –у меня личные обстоятельства. Можно я не буду о них говорить?

– Ваши личные обстоятельства – тайна?

– До некоторой степени.

«Ого», – подумал Волков.

– Ну, хорошо. – Он пожал плечами и отложил листок сзаявлением. – Давайте так договоримся. До Нового года я увольнять вас не стану,а вы подумаете и, может быть, примете другое решение.

– Нет.

– Что – нет?

– Я не приму другого решения, и, если можно и если это непротиворечит КЗОТу, конечно, – тут Игорь Осипов улыбнулся приятной улыбкой, –увольте меня сегодня. Лучше прямо сейчас.

– Я ничего не понимаю, – признался Волков, помолчав.

– Я просто хочу уйти с работы.

– Где вы сейчас найдете другое место?!

– Павел Николаевич, это не имеет никакого отношения к делу!

Волков покосился на листок, исписанный твердым мелкимпочерком.

– Послушайте, Игорь, найти работу будет очень сложно, вы этопрекрасно понимаете. Мы сократили персонал почти вдвое! Хотя мы работаем восновном с госпредприятиями, у которых все же какое-то финансирование осталось.И вы хотите уволиться?! Прямо под Новый год?!

– Да.

– Это глупо.

– Ну и что?

Действительно, подумал Волков. Ну и что?..

– Присядьте.

Осипов покачал головой.

– Если вы хотите меня отговорить, ничего не выйдет.

– Точно не выйдет?

– Точно.

Волков опять посмотрел на листок, а потом Осипову в лицо.Лицо было мрачным и решительным. Решительным и непреклонным. Непреклонным итвердым.

Что происходит? Как все это понимать?

– Игорь, вы хороший специалист, и я не собирался васувольнять, хотя из вашего отдела мы тоже людей сокращали, да вы знаете!

– Знаю, – сказал Осипов мрачно.

– И что мне прикажете делать? Брать на ваше место кого-то изуволенных?!

Осипов пожал плечами.

– Ну, что вы плечами пожимаете? Вам же не восемнадцать лет,вы взрослый человек!

– Павел Николаевич, увольте меня, пожалуйста.

– Уволю! – вдруг озверев, закричал Волков. – Уволю, небеспокойтесь! И обратно потом не возьму!

– Я не буду проситься, вы не волнуйтесь.

– Я не волнуюсь, – сказал Волков с досадой. – Но вы жедолжны понимать, что это ну просто ни в какие ворота не лезет!..

Осипов выдвинул стул и сел. Боевой напор его немного угас, ивместо твердокаменного показалось нормальное, человеческое, расстроенное лицо.