Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Целый Божий день я смотрю на то, что меняокружает. Иные думают, будто это — зряшная трата времени, но для меня толькотак можно было пережить потерю человека, которого я так любила. Я вижу, каксменяют друг друга времена года, как деревья сбрасывают листву, а потом онапоявляется вновь. Но время от времени неожиданное явление природы порождаетразительные перемены. Мне рассказывали, что вон те горы возникли послеземлетрясения, случившегося тысячелетия назад. Девушка кивнула: ей и в школерассказывали об этом.
— Ничто не остается прежним. Боюсь, это ипроисходит сейчас.
Шанталь, заподозрив, что старая Берта что-тознает, уже хотела было рассказать ей о золоте, но все же промолчала.
— Я думаю об Ахаве, о нашем великомпреобразователе, о нашем герое, о человеке, которого благословил святойотшельник.
— А почему об Ахаве?
— Потому что он способен был понять, чтоничтожная мелочь — даже если она возникает из самых лучших побуждений —способна уничтожить все. Рассказывают, что, установив в городе мир, выгнавотсюда всякий сброд, установив новые начала для сельского хозяйства и торговли,он созвал на ужин друзей и приготовил для них аппетитное жаркое. И тутоказалось, что в доме нет соли. Тогда Ахав позвал сына и велел ему:
— Сходи-ка в город и купи соли. Но, смотри,уплати столько, сколько она должна стоить — не дороже и не дешевле.
— Я понимаю, отец, что не долженпереплачивать, — удивился сын. — Но если можно будет поторговаться, отчего быне сберечь толику денег?
— В большом городе именно так и следуетпоступать. Но для такого, как наш, это в конце концов окажется губительно.
Ни о чем больше не спрашивая, сын отправилсяза солью. А уже собравшиеся на ужин гости, которые слышали эти речи, сталиспрашивать, отчего нельзя купить соль по более низкой цене? И Ахав ответил им:
— Тот, кто продает соль дешевле ее истиннойстоимости, поступает так скорей всего потому, что отчаянно нуждается в деньгах.Тот, кто воспользуется этим, проявит неуважение к пролитому поту и к тяжкомутруду, ибо без этого ничего нельзя произвести.
— Но этого ведь недостаточно, чтобы погиб нашВискос!
— В начале времен, при сотворении мира,несправедливость тоже была ничтожно мала. Но каждый из приходивших следомдобавлял к ней щепотку или горсточку, полагая, что ничего от этого неизменится. Поглядите, где в итоге мы с вами оказались.
— Да, взять, к примеру, хоть этогочужестранца, — сказала Шанталь, надеясь услышать от Берты, что она тожеговорила с ним. Но поскольку старуха ничего на это не отвечала, продолжаланастойчиво: — Не понимаю, почему это Ахав так стремился спасти Вискос. Преждеэто было прибежище подонков, а теперь средоточие трусости.
Разумеется, старухе что-то было известно.Оставалось только выяснить откуда — не от самого ли чужестранца, рассказавшегоей это.
— Я не уверена, что это трусость в точномсмысле слова. Думаю, что это боязнь перемен. Люди хотят, чтобы Вискос оставалсятаким, как всегда, — местом, где можно возделывать землю и выращивать скотину,радушно принимать охотников и туристов, но где при этом каждый точно знает, чтопроизойдет завтра, и где единственное, чего нельзя предсказать, — это шалости ивзбрыки природы. Вероятно, таким образом они ищут мира в душе, и я согласна стобой в одном: все считают, что управляют всем, тогда как никто не управляетничем.
— Это верно: никто — ничем, — согласиласьШанталь.
— Никто не может прибавить ни черточки, ниточки к тому, что уже написано, — проговорила старуха, переиначив евангельскийстих. — Но нам нравится жить с этой иллюзией, потому что она придает намуверенности.
В конце концов, выбор, который я должнасделать, ничем не отличается от любого другого. Вместе с тем глупо полагать,что управляешь миром, и верить безо всяких на то оснований в то, что находишьсяв безопасности. Это кончается всеобщей неподготовленностью к жизни — в тот миг,когда ты меньше всего этого ожидаешь, землетрясение создает горы, молнияубивает дерево, готовившееся весной зацвести, а нелепая случайность на охотеобрывает жизнь достойного человека.
И она в сотый раз пересказала, при какихобстоятельствах погиб ее муж. Он считался одним из самых лучшихегерей-проводников в крае и видел в охоте не варварский вид спорта, а способсохранить местную традицию. Его усилиями и стараниями Вискосу удалось увеличитьпоголовье некоторых пород, мэрия разработала законы по защите исчезающих видовживотных и стала выдавать пополнявшие городскую казну лицензии на отстрел.
Муж Берты старался сделать так, чтобы охота,которую одни считали дикостью, а другие — традиционным развлечением, кое-чемуучила людей. Когда приезжал человек неопытный, но богатый, он уводил его накакой-нибудь пустырь и там ставил на камень жестяную банку из-под пива. Потомотходил на пятьдесят метров и первым же выстрелом сбивал жестянку.
— Я лучший стрелок в здешних краях, — говорилон. — И тебя научу стрелять так, как стреляю я.
Ставил банку на прежнее место, возвращался наогневой рубеж, вытаскивал из кармана платок и просил завязать себе глаза. Затемприцеливался и снова стрелял.
— Попал? — спрашивал он, снимая повязку.
— Разумеется, промазал, — отвечалновоприбывший охотник, радуясь, что можно унизить горделивого егеря. — Пуляпрошла далеко от цели. Плохо верится, что твои уроки мне пригодятся.
— Я только что преподал тебе самый важный вжизни урок, —говорил на это муж Берты. — Всякий раз, когда захочешь достичьчего-нибудь, гляди в оба, соберись и постарайся точно понять, что тебе нужно.Нельзя стремиться к цели с закрытыми глазами.
И однажды, когда егерь после первого выстреластавил жестянку на место, приезжий охотник счел, что теперь его очередьпоказать свою меткость. Он нажал на курок, не дожидаясь, пока муж Бертывернется, и промахнулся, попав ему в шею. Охотник не успел усвоить полезнейшийурок о том, как важно уметь сосредоточиться и отдавать себе полный отчет всвоих действиях.
— Мне пора, — сказала Шанталь. — Перед тем какидти на работу, мне нужно еще кое-что сделать.