Прежде всего, как гражданин законопослушный ижелающий находиться под защитой закона, я сообщил обо всем в полицию. И с тойсамой минуты перестал быть человеком, который принимает решения и отвечает заних, превратившись в жалкую личность, неспособную защитить собственную семью, имоя вселенная наполнилась лихорадочными телефонными переговорами с неизвестнымимне людьми. Когда я вошел в указанную мне кабину, целая армия техниковподключила к подземному телефонному кабелю наисовременнейшее оборудование,позволяющее определить — мгновенно и безошибочно, — откуда сделан звонок.Прогревали двигатели вертолеты, готовясь взмыть в воздух, выдвигались наисходные позиции машины, поднимали по тревоге хорошо тренированных и до зубоввооруженных людей.

Правительства двух стран, расположенных наразных и удаленных друг от друга континентах, уже были информированы опроисшествии и запретили вступать с террористами в какие-либо переговоры; отменя требовалось только выполнять приказы, повторять слова, которые мнеподсказывали, и вести себя так, как просили специалисты.

Еще до вечера квартира, где держализаложников, была взята штурмом, а похитители — двое парней и девушка, явно людинеопытные, мелкие винтики могущественной политической организации, — изрешеченыпулями. Но, прежде чем это случилось, они успели убить мою жену и дочерей. Еслидаже у Бога есть ад, сотворенный его любовью к людям, то и простому смертномурукой подать до собственного ада — это его любовь к семье.

Чужестранец замолчал — очевидно, он боялся,как бы голос его не дрогнул, выдавая волнение, которое он хотел скрыть.Справившись с собой, он продолжил рассказ:

— И полиция, и террористы использовалипродукцию моей фирмы. Никто не знает, каким образом оружие, сделанное на моихзаводах, попало в руки террористов, да это и не имеет ни малейшего значения:важно, что оно у них было. Несмотря на все мои старания, вопреки всем моимусилиям действовать в строжайшем соответствии с нормами производства иреализации моя жена и дочери были убиты моим товаром, который я продал, бытьможет, за ужином в баснословно дорогом ресторане, поговорив сначала о погоде ио политике.

Он снова замолчал, а когда заговорил, Шантальпоказалось, что перед ней — другой человек, ибо произносимые им слова вроде быне имели к прежнему чужестранцу никакого отношения.

— Я разбираюсь в оружии и боеприпасах ипотому, зная, куда стреляли террористы, легко мог себе представить, как убивалимою семью. Входное отверстие пули — очень маленькое, не шире твоего мизинца.Попадая в кость, пуля разделяется на четыре части, которые летят в разныестороны, яростно круша на своем пути все, что встретят, — почки, сердце,печень, легкое. Наткнувшись на что-либо более прочное — например, позвоночник,— эти кусочки свинца снова меняют направление, обычно увлекая за собой клочьятканей и внутренних органов. И так до тех пор, пока не смогут вырваться наружу.Каждое из четырех выходных отверстий размером — почти с мой кулак, иприложенная к пуле сила так велика, что по всей комнате разлетаются обрывкимускулов, осколки костей и все, что прилипло к ней, пока она носилась повнутренностям.

И продолжается это меньше двух секунд: можетпоказаться, что две секунды — это совсем недолго, но у смерти — свой отсчетвремени. Думаю, ты меня понимаешь. Шанталь кивнула.

— В конце прошлого года я оставил службу. Ушелна все четыре стороны, бродил по свету, в одиночку плакал над своими горестямии все спрашивал себя, как может человек оказаться способен на такое злодеяние.Я утратил самое важное, что есть у нас, смертных людей, — веру в ближнего. Я исмеялся и плакал от иронии Бога, показавшего мне таким чудовищным способом, чтоя — всего лишь орудие Добра и Зла.

Мало-помалу я лишился способности ксостраданию, и теперь сердце мое иссохло, и мне совершенно безразлично — житьили умереть. Но, прежде чем окончить свои дни, мне необходимо осознать, что жепроисходило там, где держали мою семью. Я могу понять, когда убивают,преисполнившись ненависти или сгорая от любви, но вот так, без всякой причины,всего лишь потому, что сорвалась сделка?

Мои рассуждения могут показаться тебе наивными— в конце концов, люди ежедневно убивают друг друга из-за денег, — но мне этоне интересно: я думаю только о жене и дочерях. Я хочу знать, что происходило вголовах этих террористов. Хочу знать, было ли хоть мгновение, когда в их сердцапостучалась жалость, когда они заколебались — не отпустить ли их: ведь не сними же они вели войну? Хочу знать, произошло ли хоть на долю секундыпротивоборство Добра и Зла, поединок, в котором Добро могло взять верх?

— Но почему Вискос? При чем тут мой городок?

— А почему в ход пошло мое оружие, если насвете столько оружейных заводов, причем многие работают без всякого контроля состороны правительства?! Ответ прост: по случайности. Мне нужно былопровинциальное захолустье, где все друг друга знают и никто никому не желаетзла. В тот миг, когда твои земляки услышат о награде, Добро и Зло вступят впротивоборство, и то, что случилось в той квартире, повторится в твоем городке.

Террористы, хотя они уже были окружены иобречены, все равно убивали — чтобы выполнить бессмысленный, пустой ритуал.Твой Вискос получит то, чего я был лишен, — возможность выбора. Твои землякибудут окружены подступающей со всех сторон алчностью, они уверуют, что на нихвозложена высокая миссия — защитить и спасти свой город, — и все же, можетбыть, им не откажет способность решать, будут ли они казнить заложника или нет.Вот и все: я хочу посмотреть, могут ли другие люди поступить иначе, чем тенесчастные окровавленные юнцы.

Помнишь, в нашу первую встречу я сказал тебе:«История одного человека — это история всего человечества». Если бысуществовало сострадание, я бы понял, что со мной судьба обошлась жестоко, но сдругими она может быть милостива. Это ничего не изменит в моих чувствах, невернет мне мою семью, но, по крайней мере, отгонит прочь демона, которыйнеотступно следует за мной. Я хочу попробовать.

— А почему вы хотели узнать, способна ли яобокрасть вас?

— По той же самой причине. Быть может, тыразделяешь преступления на тяжкие и незначительные. Это не так. Я убежден, чтотеррористы тоже делили мир таким образом: они считали, что убивают во имясвоего дела, а не из удовольствия, не ради любви, ненависти или денег. Если быты унесла слиток, то должна была бы объяснить свое преступление сначала себесамой, а потом — мне, и я бы понял тогда, как убийцы оправдывали в собственныхглазах казнь дорогих мне людей. Ты, наверно, уже заметила — все эти годы япытаюсь осознать смысл того, что произошло. Не знаю, внесет ли это мир в моюдушу, но другого выхода не вижу.

— Если бы я украла золото, вы больше никогдабы меня не увидели.