— Держите, — и Шанталь протянула ружьечужестранцу. — Никто не знает, что мы с вами знакомы. В гостиничном формуляревы указали о себе ложные сведения. Вы можете уехать, когда пожелаете, и,насколько я понимаю, можете скрыться где угодно, в любом уголке мира. Вам дажеприцеливаться не надо — просто направьте на меня дуло и нажмите на курок. Зарядсостоит из маленьких кусочков свинца, которые разлетаются конусом. С такимипатронами ходят на крупную дичь. И на людей. Вы можете даже смотреть в другуюсторону, если вам не хочется видеть, как картечь разворотит мое тело.

Чужестранец положил палец на спусковой крючок,прицелился в ее сторону, и Шанталь с удивлением заметила, что двустволку ондержит привычно и правильно, как человек, умеющий владеть оружием. Так онипростояли довольно долго: Шанталь знала, что, если чужестранец поскользнетсяили вздрогнет от внезапного появления зверя или птицы, палец его дернется иружье выстрелит. В этот момент она осознала, сколь по-детски наивным было еедушевное движение: она пыталась бросить вызов этому типу, всего лишь чтобыподразнить его — пусть-ка сам сделает то, что предлагает сделать другим.

А чужестранец между тем продолжал направлятьружье на Шанталь, он не моргал, и руки его не дрожали. Теперь уже было поздно;теперь уж он сам был убежден, что оборвать жизнь девушки, бросившей ему вызов,— недурная, в сущности, идея. Шанталь готова была взмолиться о пощаде, но онопустил ружье раньше, чем она успела вымолвить слово.

— Я почти физически ощущаю твой страх, —проговорил он, протягивая ей ружье. — Я чувствую запах пота, струящегося у тебяпо лицу, хоть он и перемешивается с каплями дождя; несмотря на ветер, который садским шумом раскачивает деревья, я слышу, как, едва не выскакивая из груди,колотится твоё сердце.

— Сегодня вечером я сделаю то, о чем вы меняпросили, — сказала Шанталь, делая вид, будто не слышала произнесенных им слов,в которых все было чистой правдой. — В конце концов, я хотела понять все-такивашу натуру, распознать, чего в вас больше — зла или добра. Кое-что я вамтолько что продемонстрировала: несмотря на все чувства, которые я испытывалаили перестала испытывать, вы могли спустить курок. Могли, да не спустили.Знаете почему? Потому что струсили. Используете других для того, чтобыразрешить ваши собственные конфликты, а занять собственную позицию — неспособны.

— Один немецкий философ сказал как-то раз:«Даже у Бога есть ад: это его любовь к людям». Нет, Шанталь, я не струсил. Я ине такие курки спускал, а точнее говоря, я производил оружие, которому твоядвустволка в подметки не годится, производил и продавал по всему миру. И всеэто было вполне законно и легально — с разрешения правительства, с уплатойэкспортных сборов и прочих налогов. Я женился на той, кого любил, у меня былидве прелестные дочки, и я всегда умел требовать и получать все, что мнепричиталось.

Не в пример тебе — ведь ты считаешь, будтосудьба преследует тебя, — я всегда был способен к действию, всегда готовбороться с многочисленными враждебными силами, противостоявшими мне. Готов былодни битвы проиграть, другие — выиграть, поскольку понимал, что поражения ипобеды неотделимы от жизни всякого человека, если не считать трусов, ибо трусыне терпят поражений, но и побед не одерживают.

Я много читал. Я ходил в церковь. Я боялсяБога и чтил его заповеди. Я занимал очень высокооплачиваемую должностьдиректора гигантской компании. Получал комиссионные с каждой сделки изарабатывал достаточно, чтобы содержать жену, детей, внуков и правнуков, ведь вторговле оружием крутятся самые большие в мире деньги. Я знал важность каждойпартии, которую отправлял, потому что лично следил за делами; я обнаружилнесколько случаев коррупции и выгнал виновных вон, а незаконные продажиприостановил. Мое оружие производилось для защиты порядка, без которого, как ясчитал, невозможны прогресс и созидание.

Чужестранец подошел к Шанталь вплотную и обнялее за плечи: он хотел, чтобы она видела его глаза и верила в правдивость егослов.

— Ты, вероятно, считаешь, что хуже оружейныхфабрикантов нет людей на свете. Может быть, так оно и есть. Но все дело в том,что еще пещерный человек начал использовать оружие — сначала для того, чтобыдобыть себе пропитание, а сразу вслед за тем — чтобы получить власть наддругими. Мир жил без земледелия, обходился без скотоводства, не знал религии,не ведал музыки — но без оружия не существовал ни дня. Он подобрал с земликамень.

— Вот оно — самое первое оружие, великодушнопредоставленное матерью-природой тем, кто в доисторические времена сталкивалсяс дикими животными. Такой вот камень однажды спас жизнь человеку, от которого вбесчисленной череде поколений родились ты и я. Не будь у него этого камня,плотоядный убийца сожрал бы его и десятки миллионов людей не появились бы насвет.

Ветер усилился, дождь заливал им лица, ноШанталь и чужестранец не сводили глаз друг с друга.

— Подобно тому, как многие бранят охотников, аВискос радушно принимает их, ибо живет благодаря им; подобно тому, как людиненавидят бой быков, однако после корриды покупают их мясо, полагая, чтоживотные умерли «славной» смертью, так многие поносят оружейников — но те будутсуществовать до тех пор, пока не останется на всей земле ни одного вооруженногочеловека. Ибо, если есть один, непременно должен быть и другой, иначепроизойдет опаснейший перекос.

— Но при чем тут Вискос?! — спросила Шанталь.— При чем тут нарушение заповедей, преступление, кража, сущность человеческойприроды? При чем тут Добро и Зло? Чужестранец переменился в лице, и в глазахего отразилась глубокая печаль.

— Вспомни, что я говорил тебе вначале: явсегда старался действовать в соответствии с законом и привык считать себя, чтоназывается, «порядочным человеком». И вот однажды мне позвонили по телефону, иженский голос — мягкий, но лишенный всякого выражения — сообщил, чтотеррористы, от имени которых она говорит, похитили мою жену и дочерей. В обменони требовали огромное количество того, что я мог им предоставить, — оружия.Приказали держать этот разговор в тайне и пообещали, что, если я буду выполнятьих требования, моей семье ничего не грозит.

Женщина дала отбой, успев перед этим сказать,что через полчаса я должен ждать ее звонка в такой-то кабине телефона-автоматана вокзале. Еще она сказала, что мне не стоит чрезмерно волноваться — мою женуи дочерей никто не обидит, и они будут освобождены несколько часов спустя послетого, как я пошлю по электронной почте распоряжение в один из наших зарубежныхфилиалов. Справедливости ради скажу, что, хотя речь шла все же о незаконнойсделке, она вполне могла бы остаться никем не замеченной даже в той самойкомпании, где я работал.