Он действительно уснул, едва донеся голову до подушки.Уснули и остальные. Сон их был бестревожен в эту ночь. А проснувшись, ониувидели солнце, сверкавшее в струях фонтана.

Никто после не мог сосчитать, сколько дней и ночей пробылиони в Лориене. Каждый день светило солнце, порой набегал и исчезал ласковыйдождик, после него листья сверкали особенно свежо и чисто. Прохладный весеннийвоздух временами заставлял забыть о зиме, хотя ее задумчивая тишина ощущалась ив здешней земле. У них не было других дел, кроме еды, отдыха, неспешныхпрогулок, занимавших все время.

Владыки не показывались, а с местными эльфами говорить былотрудно, слишком их язык отличался от знакомого эльфийского. Хэлдир вернулся награницу. Леголас пропадал где-то у Галадримов, даже спал у них, заходя в шатерпоесть и поговорить. Странное дело: уходя на долгие прогулки, он теперь брал ссобой Гимли.

Часто вспоминали Гэндальфа. Когда уже перестали болетьусталые ноги, когда все раны зажили, вернулась скорбь от потери, но теперь онаощущалась даже острее, чем вначале. Рядом звучали эльфийские голоса, и путникиулавливали в песнях знакомое имя. Эльфы складывали плачи о гибели ГэндальфаСерого.

«Митрандир, о Серый Странник!» - пели эльфы (здесь Гэндальфаназывали этим именем), мелодия была пронзительно грустной, но слова непонятны.Леголас отказывался переводить, говоря в оправдание, что для него тут впоруплакать, а не петь.

Сложил плач и Фродо. Раньше стихосложение не оченьпривлекало его, даже в Дольне он только слушал, но сам никогда не пел, хотяпомнил множество баллад и стихов. Но теперь, у лориенского фонтана, слованачали сами приходить к нему, складываясь в песню, показавшуюся красивой.Правда, когда он попробовал прочесть ее Сэму, вместо баллады остались какие-торазрозненные строки, больше всего похожие на горсть сухих листьев.

Его шаги в закатный час

Еще звучали на холме,

Но лишь последний луч угас -

Безмолвно в путь ушел во тьме.

Песчаный вихрь и пенный вал,

Драконий рев и горный гром

Он стойко преодолевал

И шел назначенным путем.

Ему был внятен шум лесов,

Звериный говор, птичий звон;

Он ведал тайны языков

Любых народов и племен.

В сражениях непобедим,

В целении неутомим,

Тяжелой думой изможден -

Усталый вечный пилигрим.

Мудрец, что многое постиг,

Равно на гнев и шутку скор -

Худой серебряный старик,

Идущий тьме наперекор

Один, над бездною, без сил,

Он бился с Сумрачным Огнем,

Но в тяжкой битве жезл разбил

И сгинул - следом за врагом.

– Ну, сударь, в следующий раз вы и старого Бильбо за поясзаткнете! - восхитился Сэм.

– Вряд ли, - вздохнул Фродо. - Лучше я пока не могу.

– Надо обязательно продолжать! - настаивал Сэм. - Если ещеписать будете, замолвите про фейерверк словечко, ладно? Ну, что-нибудь вродеэтого:

Струился в небесах ночных

Каскад невиданных шутих,

И с громом вспыхивал на миг

Горящий золотом цветник…

– Нет, Сэм, - покачал головой Фродо, - это я тебе оставлю. Аможет, Бильбо напишет. Не могу я больше про Гэндальфа говорить. Все думаю, какже я Бильбо скажу…

Как-то вечером Фродо с Сэмом бродили вдвоем по темнымтропинкам. Целый день оба испытывали непонятное беспокойство. Фродо понимал:тень расставания расправила крылья. Видно, скоро придет время покидать цветущийЛориен.

– Ну, что ты теперь скажешь об эльфах, друг Сэм? Я у тебяуже спрашивал, но то было тысячу лет назад. С тех пор ты их всяких повидал.

– Это верно. И знаете, сударь, я вот что думаю: есть эльфы иесть эльфы. Все эльфийские, и все разные. Эти вот, здешние, так даже на наспохожи, сидят себе дома и никуда не рвутся, точь-в-точь ширские хоббиты. То лиони сделали эту страну, то ли она их, но здесь удивительно спокойно. Ничего непроисходит, да никто и не хочет, чтобы происходило. Если здесь и естьволшебство, то оно так глубоко упрятано, что рукой не достать, как говорят.

– Но оно же повсюду здесь, - вставил Фродо.

– Э-э, так ведь волшебников-то нет. Я не про фейерверки, докоторых Гэндальф любитель был. Вот, разве Владычица… по-моему, она чудеса умеетделать, если захочет. Эх, кабы вы знали, сударь, до чего мне охота повидатьнастоящее эльфийское волшебство! Только не то что волшебства, мы и владык-тобольше не видели…

– А меня на чудеса не тянет, - признался Фродо, - здесьвсего достаточно. Не в фейерверках дело. А вот без его мохнатых бровей, без егоголоса пусто на сердце.

– Это верно, - ответил Сэм. - Просто в старинных историяхмного волшебства этого самого, вот я и хотел поглядеть. А так, конечно, в этойземле всего в изобилии. Тут я как дома во время праздника, если понятно, прочто я. И уходить не хочется. Но все-таки, если мы собираемся дальше идти,пожалуй, пора и честь знать. Мой старик ведь как говорил? «Неначатая работадолго тянется». По-моему, здешний народ ничем особенным нам не поможет, смагией там или без. Сейчас-то еще ничего, а вот уйдем мы, тогда и хватимсяГэндальфа по-настоящему.

– Наверное, ты прав, - как-то вяло отозвался Фродо. - Но мнебы все-таки очень хотелось перед уходом повидать Владычицу еще раз.

Фродо даже не закончил фразы, а им навстречу уже шла междеревьев Владычица Галадриэль. Она лишь слегка повернула голову в сторонухоббитов, не сказала ни слова, но поманила за собой. Пройдя сквозь зеленуюживую изгородь, они оказались в небольшом саду на южном склоне Карас Галадон.Деревьев здесь не было, только небо над головой и над западным окоемом -сияющая белым огнем яркая вечерняя звезда. Хоббиты вслед за Владычицейспустились в неглубокий зеленый лог и узнали в говорливом ручье, бегущем у ног,поток, бравший начало из фонтана возле их шатра. Здесь, на невысоком каменномпостаменте, стояла большая чаша, а рядом - серебряный кувшин.

Водой из ручья Владычица наполнила чашу до краев, дохнула наводу и, подождав немного, заговорила:

– Это - мое Зеркало. Я привела вас сюда, чтобы вы моглизаглянуть в него.

На дне ложка сумерки уже сгустились, и светлая фигураВладычицы неясно возвышалась над хоббитами.