— Приехать просил, к нему, в Солдатенковскую, срочноприехать, — объяснил черноволосый низким хриплым голосом.

Он говорил отрывисто, словно лаял. В смуглом губастом лице,в блестящих выпуклых глазах было что-то шальное, цыганское.

— Пройдемте, Татьяна Михайловна, вы не беспокойтесь,пройдемте, тут народу много, у нас автомобиль, по дороге объясним, видите, какоедельце, — ворковал усатый.

Теперь оба они держали ее за локти и настойчиво тянули клестнице.

— Никуда я с вами не пойду, — сказала Таня, — извольтеобъяснить, кто вы такие и что происходит.

Дверь открылась, из аудитории высыпали Танины сокурсники, втолпе мелькнула белая пушистая голова профессора. Таню потащили так энергично,что она едва касалась ногами пола. Усатый приговаривал:

— Тихонечко, быстренько, волноваться не нужно, все в порядочке,батюшка вас ожидают, Михаил Владимирович, то есть профессор Свешников, батюшкаваш, давайте поторопимся.

Таня набрала побольше воздуха и крикнула:

— Отпустите! Кто вы такие? — и даже сделала неловкоедвижение, пробуя вырваться.

Вместо крика получилось тихое жалобное сипение. Держали еекрепко, ухватили еще крепче, и цыган гаркнул в ухо:

— Молчать!

По лестнице вверх и вниз сновали студенты, преподаватели,кто-то смотрел изумленно, испуганно, кто-то отворачивался.

«Интересно, если мне все-таки удастся громко крикнуть,что-нибудь изменится?» — отрешенно подумала Таня.

Но крикнуть она не могла при всем желании, у нее сел голос.

— Мое пальто осталось в аудитории и сумка. Надо забрать, —прошептала она, обращаясь к усатому.

— Заберем, заберем, пальтишко, сумочку, все заберем, —пообещал усатый, не сбавляя шага.

Лестница кончилась. Таню повели через вестибюль.

«Почему я иду покорно, как овца? — думала Таня. — Кругомлюди, многие меня знают, я могла бы драться, сопротивляться. Нет, ничего немогу, и они не могут. Студенты, преподаватели. Все боятся. После съезда врачейначались повальные аресты. Сажают, расстреливают. На меня доносов гора».

— Данилова, ты куда? — вдруг прозвучал громкий властныйголос.

Посреди вестибюля выросла статная золотоволосая красавица,сокурсница Тани, товарищ Бренер. Пальто распахнуто, шляпка съехала на затылок.Танины спутники попытались быстренько предпринять обходной маневр, но еслитоварищ Бренер вставала на пути, обойти ее не мог никто.

Маня Бренер, дочь одесского раввина, в пятнадцать летсбежала из дома с любовником анархистом, в двадцать попала в тюрьму запокушение на жандармского офицера, в Гражданскую воевала в армии Фрунзе. Манябыла самой фанатичной большевичкой на медицинском факультете, молилась наЛенина и Троцкого, верила в скорую победу мировой революции.

— Документы! — рявкнула Маня, сверкая зелеными рысьимиглазами на Таниных спутников.

Таня почувствовала, как дрогнули державшие ее руки.

— В сторонку, в сторонку, гражданочка, не мешайте, —проблеял усатый.

— Что значит не мешайте? Я хочу знать, кто и на какомосновании арестовал моего товарища! Требую ваши мандаты, ордер на арест!

Маня вовсе не кричала, но голос у нее был настолько громкий,что все, кто находился в вестибюле, повернули головы.

— Кто ты такая, чтобы требовать? — тихо, грозно прорычалцыган.

— Я красноармеец Бренер! — взревела Маня. — Не сметь мнетыкать! Я не для того на Перекопе кровь проливала, чтобы в мирное время всякаясволочь тыловая моих товарищей хватала и тащила! Контра! Хотите лишитьСоветскую республику лучших медицинских кадров? Не дам! Не позволю!

Маня раскраснелась, скалила белые зубы. В гневе она быластрашна и прекрасна.

Никто не называл ее по имени, только «товарищ Бренер». Последесяти лет бурной жизни в революции и на войне учиться товарищу Бренер былокрайне тяжело. Ее бы не отчислили, даже если бы она вообще ничего не делала. НоМаня страстно желала стать настоящим, хорошим врачом. Она впадала в ярость,если чего-то не понимала. Обратиться за помощью к сокурсникам илипреподавателям ей мешала большевистская гордость.

Однажды Таня застала ее в женской уборной в состоянии тихойистерики. «Восходящая аорта, нисходящая аорта, правый желудочек, левыйжелудочек, не могу, не понимаю, ни черта не понимаю», — бормотала товарищБренер, выла и билась лбом о кафельную стену. Тане удалось выяснить, чтовиноват во всем общий круг кровообращения. Она умыла товарища Бренер холоднойводой, повела в библиотеку, развернула на столе цветной анатомический атлас, ичаса через полтора Маня уже имела некоторое общее представление, как устроеносердце, какими путями движутся по организму потоки венозной и артериальнойкрови.

С тех пор между ними возник своего рода тайный заговор. Нислова о мировой революции, никаких классовых споров. Только медицина. Анатомияи физиология человека. Таня объясняла, товарищ Бренер понимала.

И вот теперь товарищ Бренер орала на двух чекистов, недавала им вывести Таню из университета. Это не имело никакого смысла. Черезпару минут в фойе появился третий чекист, уставший ждать на улице в автомобиле.Он оказался спокойней, солидней и вежливей своих коллег. Он предъявил мандат иордер на арест гражданки Даниловой, подписанный товарищем Уншлихтом.

— Манечка, папе моему сообщи, он сейчас в Солдатенковской, —успела сказать Таня, прежде чем захлопнулась дверца автомобиля.

Вуду-Шамбальск, 2007

Потрепанный бежевый «Опель» свернул с трассы и запрыгал поухабистой дороге. Рустам сбавил скорость. Справа, довольно далеко, показаласьзона. Тарелки спутниковой связи на крышах корпусов, часть бетонного забора стемной каймой колючей проволоки. Впереди мелькнуло что-то, исчезло, опятьмелькнуло.

Судя по схеме, лабиринт занимал пространство между дворцомЙорубы и развалинами замка сонорхов, то есть ту заповедную часть степи, гдеособенно пышно росла трава кхведо и никогда не бурили нефтяных скважин.

Лабиринт имел семь входов и выходов, из них четыре на схемебыли заштрихованы черным карандашом. Осталось три. Один в развалинах, другой натерритории дворца, третий спрятан в маленьком поселке у бывшего конезавода.Именно этот поселок темнел впереди.

«Опель» остановился возле крайнего, очевидно, нежилогоодноэтажного кирпичного строения. Кубик с плоской крышей, на крыше сугроб.Рустам вылез, достал из багажника две лопаты.