– Я назову тебе имена кое-каких людей в Материоне, –Кааладор огляделся. – С глазу на глаз, уж сам понимаешь. Насчет всякой тамподмоги властям трепаться – дело, само собой, хорошее, только зряшная этозатея – бросаться разными именами перед всякими там рыцарями дакоролевами. – Он бесстыдно ухмыльнулся Элане. – Ну ладно, вашевеличество, а не желаете ли теперь послушать длиннющую сказочку, как я засчастьем гонялся в темном воровском мире?

– С удовольствием, Кааладор! – воодушевленноотозвалась она.

Той ночью умер еще один из раненых рыцарей, но остальные,даже тяжелораненые, судя по всему, шли на поправку. Как и говорил Оскайн,тамульские лекари оказались на редкость искусны, хотя некоторые их методы небыли знакомы эленийцам. Наскоро посовещавшись, Спархок и его друзья решилипоспешить в Материон. В своем путешествии через континент они собрали немалолюбопытных сведений, и пора было соединить то, что было известно им, снаходками имперского правительства.

Рано утром они выехали из Лебаса и направились на юг подясным летним небом. Местность вокруг была аккуратной, точно приглаженной, наполях, очищенных от сорняков и огороженных низенькими каменными стенами, рослировными рядами злаки и овощи. Даже деревья в придорожных лесках стояли такимиже ровными рядами – казалось, что здесь уничтожены все признаки дикой природы.Крестьяне, работавшие в полях, были одеты в широкие штаны, рубахи из белогополотна и плетеные соломенные шляпы, которые сильно смахивали на шляпки грибов.Многое из того, что выращивали на тамульских полях, было незнакомо эленийцам – странноговида бобы и хлебные злаки. Отряд миновал озеро Самма, где рыбаки забрасывалисети со странного вида лодок с высоким носом и кормой – Халэд отозвался об этихлодках с глубоким неодобрением. «Их перевернет первым же порывом доброго ветра»– таков был его приговор.

В Тосу, городок лигах в шестидесяти к северу от столицы,отряд прибыл с тем чувством нетерпения, которое появляется в конце всякогодолгого путешествия.

Погода держалась отменная, а потому они выезжали в путь срассветом и останавливались на ночлег, только когда уже темнело, с нетерпениемпересчитывая каждую лигу, остававшуюся позади. Дорога шла вдоль низкогохолмистого берега Тамульского моря, где над белыми песчаными пляжами вздымалисьокруглые холмы, и длинные волны набегали на песок, разбиваясь в пену иоткатываясь в синюю глубину моря.

Через восемь дней – более или менее – после того, как онипокинули Тосу, отряд остановился на ночлег в похожей больше на парк рощице.Настроение у всех было приподнятое – Оскайн заверил их, что до Материонаосталось не более пяти лиг.

– Мы могли бы поехать дальше, – предложилКелтэн, – и к утру были бы уже в Материоне.

– Ни в коем случае, сэр Келтэн, – твердо отрезалаЭлана. – Грейте воду, господа, и поставьте шатер, где мы могли быпомыться. Ни я, ни другие дамы не намерены въезжать в Материон, везя на себеполовину всей дарезийской грязи. Да, еще натяните веревки – мы развесим платья,чтобы ветерок выгладил их. – Она критически огляделась. – И, кстати,господа, я хочу, чтобы вы занялись собой и своим снаряжением. Завтра утром,перед тем как отправляться в путь, я сама осмотрю вас, и горе будет тому, укого на доспехах найдется хоть пятнышко ржавчины.

Келтэн душераздирающе вздохнул.

– Повинуюсь, моя королева, – обреченно ответил он.

На следующее утро отряд двинулся в путь, построившись вколонну, в первых рядах которой катилась карета. Ехали медленно, чтобы неподымать пыли, и Элана, в синем платье и короне из золота и бриллиантов, сиделав карете, царственно выпрямившись, и поглядывала по сторонам с таким видом,словно весь видимый мир принадлежал ей одной. Впрочем, перед самым отъездомпроизошла одна мелкая, но горячая стычка. Ее высочество принцесса Даная яростновозражала против того, чтобы надеть нарядное платье и маленькую изящнуюдиадему. Элана не стала осыпать свою дочь упреками, а сделала то, чего неделала никогда.

– Принцесса Даная, – произнесла она безупречноофициальным тоном. – Я – королева. Ты подчинишься мне.

Даная ошеломленно заморгала. Спархок мог бы прозакладыватьсобственную голову, что никто прежде не осмеливался говорить с ней таким тоном.

– Слушаюсь, ваше величество, – ответила онанаконец подобающе смиренным тоном.

Весть о приближении эозийцев, конечно же, опередила их –стараниями Энгессы, – и когда вскоре после полудня отряд подъехал кдлинному холму, они увидели, что на вершине ожидает их конный отрядцеремониальных войск в доспехах из черной полированной стали, инкрустированнойзолотом. Почетная стража выстроилась рядами по обе стороны дороги. Приветствийне было, и лишь когда колонна эозийцев перевалила через гребень холма, Спархоктотчас понял – почему.

– Боже милосердный! – с благоговейным почтениемвыдохнул Бевьер.

Под ними, охватывая краями глубокую синеву гавани, лежалполумесяцем город. Солнце, уже миновавшее зенит, освещало венец Тамульскойимперии. Архитектура отличалась изяществом, и у каждого здания была округлаякуполообразная крыша. Город был не так велик, как Чиреллос, и отнюдь не егоразмеры вызвали благоговейное восклицание сэра Бевьера. Город был ошеломляющ,но его величие отнюдь не порождалось обилием мрамора. Столицу накрывалоопалесцирующее сияние, мерцающее радужное пламя, которое струилось, казалось,из-под самых камней города, пламя, которое порой ослепляло глаза своимпоразительным великолепием.

– Узрите! – торжественно провозгласилОскайн. – Узрите же обиталище красоты и истины! Узрите жилище могущества имудрости! Узрите Материон Огнеглавый, сердце мира!

– Все это началось в двенадцатом столетии, –говорил посол Оскайн, когда в сопровождении почетного эскорта они направлялиськ ослепительно сиявшему городу.

– А это была магия? – спросил Телэн. Глаза юноговоришки сияли восторгом.

– Можно и так сказать, – сухо согласилсяОскайн, – хотя эту разновидность магии творят не заклинания, анеограниченные средства и власть. Одиннадцатый и двенадцатый века были самымдурацким временем в нашей истории. Правила тогда Миккейская династия, и ни доних, ни после на троне Империи не восседало такое скопище глупцов. Когдапервому императору из этой династии исполнилось четырнадцать лет, посланник сострова Тэга подарил ему шкатулочку, инкрустированную «матерью жемчуга» – или,как некоторые называют, перламутром. История повествует, что император часамитаращился на шкатулку, зачарованный меняющимися цветами. Он так влюбился вперламутр, что приказал выложить им свой трон.