– Ну и громадная, наверное, была устрица, –заметил Улаф.

Оскайн усмехнулся.

– Нет, сэр Улаф. Инкрустация делается так: раковинырассекают на мелкие черепки, затем плотно соединяют их и примерно месяц шлифуюти полируют поверхность. Весьма утомительное и дорогое занятие. Как бы там нибыло, второй Миккейский император сделал следующий шаг и инкрустировал колонныв тронном зале. Третий переключился на стены и так далее, и так далее. Ониинкрустировали перламутром весь дворец, затем всю императорскую резиденцию иперешли к общественным зданиям. Черед двести лет перламутром были покрыты всездания в Материоне. В прибрежных кварталах есть дешевые таверны, которыевыглядят великолепнее, чем Базилика в Чиреллосе. По счастью, династия угасла,не успев вымостить перламутром все мостовые в городе. Они буквально разорилиИмперию и сказочно обогатили остров Тэга. Тэганские ныряльщики стали богачами.

– А разве «матерь жемчуга» не такая же хрупкая, какстекло? – спросил Халэд.

– Совершенно верно, молодой человек, и цемент, которымона крепится к зданиям, отнюдь не вечен. После всякого доброго шквала улицыусеяны перламутровыми черепками, а дома выглядят так, словно по ним прошласьоспа. Восстановить инкрустацию – дело чести. Средней силы ураган может вызватьв Империи финансовый кризис, но мы уже ничего не можем поделать. Официальныедокументы так давно именуют столицу «Огнеглавым Материоном», что название сталотрадицией. Нравится нам или нет, а мы должны поддерживать эту нелепость.

– Но какое зрелище, – завороженно пробормоталаЭлана, – дух захватывает!

– Даже и не думай об этом, любовь моя, – твердосказал Спархок.

– О чем?

– Мы не можем себе этого позволить. Мы с Лэндой и безтого каждый год ругаемся насмерть, пытаясь свести концы с концами.

– Да мне это и в голову не приходило, Спархок, –запротестовала она. – Ну, разве что… совсем немножко.

Широкие улицы Материона были запружены народом, однако приприближении кареты ее величества приветственные крики толпы умолкали. Горожанампросто некогда было выкрикивать приветствия – они были чересчур занятыпоклонами. Тамульский поклон представлял собой падение ниц и биение лбом окамни мостовой.

– Что это они делают? – воскликнула Элана.

– Исполняют повеление императора, я полагаю, –отозвался Оскайн. – Так принято выражать свое почтение к особеимператорского ранга.

– Скажи им, чтобы прекратили! – приказала она.

– Отменить императорский приказ? Нет, ваше величество,только не я. Простите, королева Элана, но моя голова вполне устраивает меня ибудучи на плечах. Мне бы не хотелось выставлять ее на кол у городских ворот. Ктому же это и впрямь весьма высокая честь. Сарабиан велел подданным приниматьвас как равную ему. Ни один император прежде так не поступал.

– А тех, кто не бьется лбом о мостовую, потомнакажут? – резко спросил Халэд.

– Разумеется, нет. Они ведь делают это из любви кимператорской особе. Таково, конечно, официальное объяснение. На самом делеэтот обычай появился примерно тысячу лет назад. Один подвыпивший придворныйспоткнулся и рухнул ничком как раз в тот момент, когда в зал вошел император.Императору чрезвычайно понравилось такое приветствие, и, что характерно дляимператоров, он ничего не понял. Он с ходу наградил придворного герцогством.Так вот, молодой человек, люди падают ниц и бьются лбом о булыжник отнюдь не изстраха. Они просто надеются, что и их наградят.

– Ты циник, Оскайн, – укоризненно заметил Эмбан.

– Нет, Эмбан, я реалист. Хороший политик всегда ищет влюдях самое худшее.

– Когда-нибудь люди еще удивят вас, вашепревосходительство, – предрек Телэн.

– До сих пор этого не случалось.

Императорская резиденция была лишь немногим меньше, чемгород Дэмос в восточной Элении. Сверкающий главный дворец, само собой, намногопревосходил размерами прочие дворцы резиденции – такие же слепящие глазаобразчики самых разных архитектурных стилей. Сэр Бевьер резко втянул в себявоздух.

– Боже милостивый! – воскликнул он. – Этотзамок – почти точная копия дворца короля Дрегоса в Лариуме!

– Оказывается, плагиат – это грех, свойственный нетолько поэтам, – пробормотал Стрейджен.

– Просто дань нашему космополитизму, милорд, –пояснил Оскайн. – Мы ведь, в конце концов, Империя, и под нашей рукойсобрано немало разных народов. Эленийцы обожают замки, вот мы и выстроили здесьзамок, чтобы эленийские короли из западных земель Империи, гостя в резиденции,чувствовали себя, как дома.

– Замок короля Дрегоса не сверкает на солнце, какэтот, – заметил Бевьер.

– Так и было задумано, сэр Бевьер, – усмехнулсяОскайн.

Они спешились в вымощенном плитами, с трех сторон закрытомвнутреннем дворе перед главным дворцом, и тотчас их окружила свораподобострастных слуг.

– Что ему от меня нужно? – раздраженно вопросилКелтэн, отгоняя настойчивого тамульца, разряженного в алый шелк.

– Твои сапоги, сэр Келтэн, – пояснил Оскайн.

– А что такого в моих сапогах?

– Они из железа, сэр рыцарь.

– Ну и что из того? Я ношу доспехи. Само собойразумеется, что сапоги у меня из железа.

– Во дворец нельзя входить в железных сапогах. Дажекожаная обувь не дозволяется – пол, понимаете?

– Что, даже пол во дворце вымощен перламутром? –недоверчиво осведомился Келтэн.

– Боюсь, что да. У нас, тамульцев, приятно сниматьобувь, входя в дом, а потому строители покрыли перламутром не только стены ипотолки, но и полы во всей императорской резиденции. Они попросту не моглипредвидеть визита рыцарей в железных доспехах.

– Я не могу снять сапоги, – краснея до корнейволос, объявил Келтэн.

– В чем дело, Келтэн? – спросила Элана.

– У меня дыра в носке, – пробормотал он в крайнемсмущении. – Не могу же я предстать перед императором с торчащими наружупальцами. – Келтэн задиристо оглядел своих спутников и поднял кулак влатной рукавице. – Если кто-нибудь засмеется…

– Твоя гордость не будет задета, сэр Келтэн, –заверил его Оскайн. – Слуги принесли для всех вас мягкие туфли.