Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Добравшись до стен города, я разделил конников, бывших со мной, на три группы. Одной я велел спешиться и срочно откопать несколько ям у ворот города. Второй группе поручил наблюдать за крепостной стеной и разить стрелами всякого, кто вздумает сбрасывать камни на наших воинов. Третьей группе было поручено следить за обстановкой позади нас, ибо несомненно Эбдал Гильзайи, увидев наш прорыв в сторону города, постарается отправить вслед за нами часть своего войска для того, чтобы попытаться уничтожить нас.
Несколько человек, показавшихся на гребне стены, были поражены стрелами моих воинов. Было видно, что наше появление перед воротами Фируз-абада явилось полной неожиданностью, они полагали, что падишах Гура надежно преградил нам путь у подножия холма, потому что видя нас, стоявших у их городских ворот, они явно растерялись и не знали, что же предпринять. Тем не менее я предвидел, что наше вступление в город будет сопровождаться ожесточенной схваткой между его населением и моими воинами. Потому, что воины-гильзайи, ещё недавно разрубавшие моих воинов надвое своими тулварами, были из числа его жителей, часть тех воинов все еще находилась внутри города и они могли создать нам трудности.
Я отправил одного из старших воинов к Латифу Чулаку, чтобы он, заслышав звуки боевых труб, незамедлительно отправлялся в сторону города с тем, чтобы к началу штурма я располагал свежими силами.
Своим воинам я велел, чтобы вступив в город, они громко выкрикивали слова азана, потому что для гульзайи призыв к молитве означает мир. А нескольким моим воинам была поручена роль джарчи-глашатаев, попав внутрь города, они должны были громкими голосами возвещать о том, что жизни, имуществу и чести жителей ничто не угрожает и если они не окажут сопротивления, никто не будет их обижать.
Воины уложили принесенные мешки с порохом в углубления, устроенные под городскими воротами и подожгли фитили. Раздался ужасающий грохот, от которого содрогнулся весь холм, разбитые в щепки ворота рухнули и мои воины вступили в город, выкрикивая слова азана.
Наши джарчи начали громко вещать, что Фируз-абад считается мирным городом и к его населению до того времени не оказывавшему нам сопротивления и не причинявшему нам какого-либо вреда, нет особых претензий, и потому — жизни, имущество и честь жителей объявляются неприкосновенными. Слова азана и объявления джарчи возымели действие и люди, обнажившие было свои тулвары чтобы биться с нами, вложили их в ножны. Мои воины, вступившие в город, должны были захватить арк (т. е. городскую цитадель) и занять все строения, где можно было бы устроить ночлег для войска.
Сам я не вступил в город, так как у подножия холма бой все еще продолжался и несмотря на то, что с каждой минутой воинов-гильзайи становилось все меньше, они не желали сдаваться. Если бы этими храбрыми воинами страны Гур командовал способный полководец, вряд ли я сумел бы одержать над нимипобеду. Отсутствие способностей у Эбдала Гильзайи стало причиной их поражения. С наступлением темноты битва у подножия холма прекратилась, почти все воины Эбдала Гильзайи погибли, и к нам в плен попало не более четырехсот человек.
Убедившись, что сражение окончено, я вошел в город и проследовал в арк-цитадель. Жен и детей Эбдала Гильзайи уже препроводили из арка в один из домов города, и их там никто не беспокоил, ибо я объявил неприкосновенными жизни, имущество и честь тех, кто оставался в пределах города. Осмотрев арк, я велел разжечь в нем костер для отогрева и освещения, затем я вышел в город посмотреть в каких условиях устроились на ночлег мои воины.
Я выделил для размещения воинов, среди которых было немало раненных, большую городскую мечеть и несколько больших домов, позаботился о том, чтобы для обогрева тех строений доставили необходимое количество топлива, накормили войско горячей пищей. Убедившись, что войско обеспечено теплым ночлегом и раненные получают необходимое лечение, а лошадям отведены стойла и достаточный корм, я возвратился в арк и сел в его зале приемов.
В центре располагался большой мангал, полный горящих углей и несколько стеклянных ламп «марданчи» освещали тот зал. (Марданчи состояла из фонаря, по форме напоминающего большой тюльпан, в середине которого плавал в масле горящий фитиль, который накрывался цилиндром из прозрачного стекла.
В Иране так же, вплоть до начала правления Наср-эд-дин-шаха, т. е. 1206 года хиджры, в некоторых домах Тегерана так же можно было встретить марданчи. — Перевод чик.)
Привели ко мне Эбдала Гильзайи. Он был ранен в лицо и левую руку и был связан. Мне сказали, что его ранили копьем. Несмотря на свою рану, этот человек, когда его ввели в зал, спросил сердитым голосом, для чего мол ты велел привести меня сюда? Я ответил: «Хотел увидеть, каков из себя человек, погубивший двести пятьдесят моих конников».
Эбдал Гильзайи сердито ответил: «Я и есть тот человек, и если бы ты сегодня не пустил в ход огонь, я бы перебил всех твоих воинов и сейчас твоя отрубленная голова находилась бы предо мною».
Я сказал: «Ты смел и обладаешь сердцем льва, однако ты глупец и невежа, и подобные высказывания с твоей стороны — ещё одно подтверждение тому. Если бы ты обладал достаточным умом, то не стал бы произносить таких слов предо мною, человеком, которому достаточно одного жеста, чтобы уничтожить тебя». Эбдал Гтльзайи ответил: «Я говорю эти слова для того, чтобы ты понял, что несмотря на поражение, плен и раны, я все равно не боюсь тебя и если не веришь, вызови пару своих людей и пусть они изрубят меня тулварами на мелкие куски, чтобы ты знал — я не стану просить тебя отказаться от намерения казнить меня». Я сказал: «Я вижу, что ты смелый человек, однако если бы ты не напал и не уничтожил моих двести пятьдесят всадников, мне не было бы до тебя никакого дела и не стал бы я тащиться целых сто тридцать фарсангов от Бирдженда досюда, чтобы наказать тебя. И на самом деле, зачем ты поубивал моих воинов? Против тебя они ничего не имели, шли своей дорогой. Ты что, ядовитый скорпион, который жалит без разбора всех подряд, не имея на то никаких оснований?»
В ответ на мои слова Эбдал Гильзайи, несмотря на свою рану и положение пленника расхохотался, показав свои ослепительно белые зубы и сказал: «Хотел узнать, что это за наслаждение, когда убиваешь воинов человека, называемого Амир Тимур». Я
