и дальше останемся «сержантским подразделением». Так и было до самого конца войны: для сыновей аристократов работы у нас почти не находилось.

Глава V

«Гвардия»

В первых числах января 1944‐го наши четыре патруля оказались в горах, неустанно тренируясь в условиях снежной зимы. Я остался в Казерте, пытаясь проникнуть в сумрачные умы людей, планировавших высадку при Анцио. 5-я армия, частично американская, частично британская, усиленная французскими марокканцами, наступала по Италии от Неаполя, и немцы остановили ее у Гарильяно и Кассино, где горная цепь Апеннин расширяется и подходит к самому морю. Атака такой преграды в лоб обошлась бы дорогой ценой. Поэтому предполагалось высадить десант у Анцио, где горы кончались, в ста километрах от линии фронта и в пятидесяти – от Рима. От Анцио к Риму тянулись поля, бывшие болота Кампаньи, осушенные еще в античные времена, которые дальше перемежались холмами вплоть до Пизы, где высокие горы вновь подступали к самому берегу. Триста двадцать километров холмов и полей. Казалось, достаточно преодолеть горы и ущелья между Кассино и Анцио, и до северной Италии для нас не останется никаких естественных препятствий. А если оборона достаточно измотает противника, то мы спокойно поднимемся по Апеннинам, ворвемся в долину По и выйдем к подножию Альп, освободив всю Италию и подступив к пределам рейха.

Штаб 5-й армии делил с небольшим отделением общего союзного командования тысячу комнат в зловещем дворце Бурбонов, а также палатки и фургоны, расставленные в саду, – ошеломляющая расточительность в сравнении с продуманной умеренностью 8-й армии. Атмосфера в штабе царила будто у смертного одра в запустелом доме: казалось, что где-то в глубине этого тошнотворного дворца, за закрытыми дверями, медленно и долго умирает некая гнусная тварь. Седовласый генерал описывал мне бедствия своих подчиненных:

– Что может сделать несчастный американский солдат? Ни снаряжения, ни обмундирования, ничего для этой чудовищной погоды. – В его глазах стояли слезы.

Целыми днями британские и американские полковники препирались, кто из них важнее. Каждое утро я узнавал, что верх одержала новая группировка и план разрабатывается с самого начала. До высадки оставалось меньше десяти дней, а командование продолжало спорить о цели и масштабе операции. Я старался не унывать, мысленно повторяя: «Восемнадцатого, восемнадцатого на рассвете мы рванем на джипах прямо на пляж Анцио, который, как наконечник стрелы, вонзается в склоны Альбанского массива, – и свобода!» Своими мыслями я ни с кем не делился: мне хватало того, что штаб предполагал включить нас в первую волну. Высадиться в назначенное время и технично ускользнуть – вот и все, что мне было нужно. Я распланировал, чем мы займемся на двух дорогах, по которым снабжались немецкие позиции у Гарильяно и на Монте-Кассино. 8‐го числа наши отряды снаряжались в Бишелье, 10‐го я их вызвал: к вечеру, скрипя колесами на серпантинах, они добрались до меня с противоположного края Италии. 11‐го все прежние планы высадки тактической группы c бронемашинами, танками, самоходками и мотопехотой полетели в мусорную корзину. Вместо этого было решено захватить и удержать небольшой, но надежный береговой плацдарм. 12‐го вернулись к старому плану. 14‐го в результате какого-то тайного дворцового переворота контроль над операцией перехватило интендантское управление, в котором решили выбрать вариант понадежнее и сосредоточиться на постепенном расширении плацдарма. 16‐го я добился от изможденного полковника нашего предписания на погрузку. 17‐го на рассвете, при поверке перед выездом в неапольский порт, по радио мне сообщили, что наше участие в высадке отменяется. Тем же вечером ударная группа отплыла без нас, высадилась на рассвете на пустынный пляж и еще два дня дожидалась противника.

Они упустили момент и в результате еще четыре месяца обороняли прибрежную равнину, которая вся простреливалась с господствующих высот – интенданты не посчитали нужным захватить эти возвышенности с налета.

Поначалу мы надеялись, что благодаря высадке в тылу и под натиском с фронта немецкая оборона на участке от моря до Кассино рухнет. PPA предложили подождать возможности в этот момент проникнуть через линию фронта, и несколько дней мы просидели с британской дивизией на берегу Гарильяно. Реку мы форсировали, но в горах на другом берегу дивизия застряла: оказалось, что у противника хватает сил, чтобы сдерживать наш десант в тылу, не оголяя фронта.

Большие надежды не оправдались, и мои бойцы заметно приуныли. Так что, когда меня попросили выделить пешую группу для подрыва моста на рокадной дороге в паре километров за передовыми окопами врага, я согласился – не столько из великой веры в целесообразность этой задачи (маленький невысокий мост легко можно было обойти), сколько чтобы приободрить людей. В итоге все пошло совсем не так, как я ожидал.

Мы с Юнни отправились на разведку. Перед штабом гвардейской бригады нам пришлось долго ждать, пока внутри уляжется буря: два голоса, один визгливый, другой трубный, бранились с мальчишеским упоением. Микки и Сэнди не поладили, и их не заботило, слышны ли вопли посторонним. Потом они, не прекращая яростно переругиваться, вышли и спустились с крыльца: Микки, наш немолодой бригадир, и Сэнди, щуплый младший офицер. Предмет их спора остался мне неясен, поскольку аргументация строилась довольно примитивно:

– А я говорил вам.

– Нет, не говорили.

– А я говорю, говорил!

– А я говорю, не говорили! Если бы вы говорили, я бы не говорил, что вы не говорили.

– Бесполезно извиняться, Сэнди!

– Я не извинялся, Микки, и не буду!

– Нет, будете!

– Нет, не буду!

Тут Сэнди торжественно отсалютовал, повернулся кругом и строевым шагом ушел прямо в облако дыма и песка, поднятое внезапным разрывом снаряда, а бригадир с застывшей улыбкой обернулся к нам. Он договорился, чтобы нас приняли на позициях двух его передовых батальонов, откуда, по его мнению, мы могли хорошо рассмотреть свою цель. И, только мы двинулись, он взволнованно воскликнул:

– Я еду с вами!

– Микки, вас ждут на проводе! – напомнил чей-то голос из штабного фургона.

– Нет, не еду. Удачи вам! – тут же поправился бригадир и был таков.

Мы отправились на позицию одного из батальонов. Им командовал невзрачный мужчина, похожий на сельского стряпчего. Он вышел из штаба и посреди мелких блиндажей на голом склоне холма, скрытом от противника, собрал своих писарей и поваров, чтобы призвать их лечь грудью на амбразуру, если передовые роты не смогут отбить следующую атаку врага:

– Бросьте ваши котлы и ундервуды, берите винтовки, если еще помните, где они. Через этот батальон враг не пройдет!

Похоже, мы появились в критический момент. Полковник указал нам позиции роты «A»:

– Через гребень, но в темпе – там