Три офицера, которых я заполучил в то время, не имели ничего общего с этой отвратительной массой: Рив-Уокер, горный инженер из Южной Африки, Риквуд, британский танкист, и странный тип по имени Дик Талберт, невысокий уродливый мужчина, неряшливый и лохматый, с живым умным лицом. Дипломированный инженер, блестящий математик, хороший музыкант, он понимал, что к чему, обладал светлым умом и очень хотел добиться успеха в PPA. До нас Талберт служил в спецназе на Ближнем Востоке и, хотя ему уже перевалило за тридцать, все еще оставался лейтенантом, объясняя это тем, что никогда не стремился к продвижению и всегда выбирал себе работу по вкусу. Через несколько дней я назначил его командовать только что сформированным патрулем «S», где он тут же завоевал симпатии подчиненных. Во время тренировочного похода по южной Италии меня удивило, с какой легкостью Дик Талберт освоил наши методы и трюки; сказать по правде, я почувствовал, что вскоре и сам чему-нибудь у него научусь. Именно таких людей мы искали: не ведомый, а настоящий лидер, который принесет новые идеи и изобретет новые методы. Кроме того, мне очень нравилось с ним беседовать: он мог говорить на самые разные темы и держался с уверенностью, которая обычно свойственна хорошо организованному уму.

Мы вернулись в Бишелье, и там Талберт собрал устройство для блокировки дифференциалов на мостах джипа, что позволяло выбираться из грязи с двукратно большей мощностью. В сочельник мы успешно испытали модифицированный джип: очень старались завязнуть, но безрезультатно. Мы скромно отметили успех, и я отправился спать – в Рождество мы собирались закатить отменный ужин для всего подразделения. Талберта долго не удавалось найти. Когда это все-таки удалось, он лежал на чердаке в состоянии ступора. Его, мертвецки пьяного, подняли и отвели вниз, он выпил пару глотков, произнес бессвязную речь, и его пришлось снова унести. Получается, что всю прошлую ночь после моего ухода он беспробудно пил до самого утра. Неприятно, конечно, но я не уделял этому инциденту большого внимания, пока следующим вечером не обнаружил, что Талберт до сих пор пьет и ни разу не протрезвел за 48 часов. На четвертый день он пришел ко мне с повинной, бурно обещал больше не пить и просил дать ему шанс. Но, как оказалось, злосчастный бедолага при всех выдающихся талантах не мог устоять перед мрачным очарованием хмельных радостей, и после нескольких срывов пришлось уволить его из PPA. Последний раз я видел его в 1945 году в Австрии на дороге: он выглядел все так же дико, носил погоны лейтенанта и искал новое место службы.

После рождественского ужина, когда все разбрелись отдохнуть, а я впал в полудрему прямо в кресле в нашей столовой, туда осторожно вошел крупный молодой парень, один из новобранцев. Он отдал честь и попросил разрешения обратиться. Его церемонная манера меня несколько удивила – обычно все, кому требовалось со мной поговорить, обходились запросто, – но я быстро сообразил, что парень, как и все наши бойцы сейчас, немного пьян, и попросил его объяснить, в чем дело.

– Дело в том, сэр, что я решил покончить с собой, – сказал он. – Но вот сегодня праздник Рождества, ребята так радостно отпраздновали его и все такие счастливые, что я задумался, уместно ли будет это сделать сегодня или лучше подождать до завтра. Может быть, сэр, вы будете так любезны и дадите мне совет?

От этой странной речи я окончательно проснулся, но не успел даже рта открыть, как парень продолжил:

– Я давно хочу умереть. Как вы знаете, я записался в SAS в Северной Африке и надеялся, что меня убьют, но они даже не участвовали в боях. Тогда я хотел выпрыгнуть из самолета без парашюта, но дверь заклинило и ничего не вышло. Из SAS меня выгнали, но я услышал о вашем подразделении, сэр, и подумал, что в PPA меня точно убьют. Я подал заявление, и вы, сэр, меня весьма любезно приняли, но, прибыв сюда, я увидел, что подразделение не сражается, и мой шанс опять упущен. Вечно так продолжаться не может, поэтому теперь я решил взорвать себя ручной гранатой. Вот она, сэр.

Он вынул из кармана гранату и, слегка покачиваясь, принялся теребить кольцо. Это меня несколько встревожило. В здании кроме нас двоих никого не было: Ивана я отпустил в увольнение повидать русских друзей в Бишелье, – а этот сумасшедший вот-вот выдернет чеку из гранаты. Я долго пытался переубедить его, не сводя глаз с его рук, но он не поддавался моим увещеваниям. Тогда я решил пойти на хитрость:

– Хорошо, Ричардс, если вы хотите лишить себя жизни в Рождество, не смею вас удерживать. Но лучше всё делать как следует. Вы же не хотите стать посмешищем для всего подразделения? Лично мне этого не хотелось бы. Я люблю, когда все делается правильно. Если эта граната у вас в руках – с нашего склада, то она, скорее всего, без запала. Вы будете выглядеть ослом, если попытаетесь убить себя такой гранатой. Дайте посмотреть.

Я протянул руку. Словно под гипнозом, он послушно отдал мне гранату. Выкрутив запал, я убрал его в карман, вернул Ричардсу безобидную игрушку, вышел на улицу и нашел Дейва Портера и Билла О’Лири, двух наших самых сильных бойцов. Ричардс не сопротивлялся и сдался с покорностью теленка. Меньше чем через шесть недель мы получили из алжирского госпиталя радиограмму, что рядовой Ричардс полностью излечился и, согласно правилу, которое предписывает всем госпиталям общего назначения после выписки отправлять военнослужащих из PPA обратно в расположение части, его при первой же возможности посадят в самолет до Бриндизи. Почему-то мы не поверили в оптимизм алжирского психиатра и предупредили военную полицию в Бриндизи и по всей Италии о прилете опасного сумасшедшего. Так у меня получилось избежать новой встречи с рядовым Ричардсом раз и навсегда.

Рив-Уокер принял патруль «S» у Талберта, а Риквуд – патруль «R» у меня самого. Об этих двоих я еще расскажу позже, хотя ни один из них не продержался у нас долго. Риквуд через полгода получил пулю в живот, потом поправился и вернулся в строй, но, по сути, уже не подходил для нашей тяжелой службы. Рив-Уокер во главе своего патруля делал стремительную карьеру, но ее оборвал запрос из Южноафриканской армии, которая решила вернуть его в одно из своих подразделений. Нам прислали несколько других офицеров, двое из которых оказались большими молодцами, но примерно тогда я решил, что мы