привилегию: моим людям, ушедшим в отпуск или попавшим в госпиталь, впоследствии надлежало вернуться ко мне. Так что нам не грозил отток опытных кадров – беда всех обычных подразделений и постоянная головная боль любого ротного или батальонного командира, который в любой момент рискует лишиться тщательно отобранных бойцов из-за легкого недуга или очередного отпуска.

Я связался с недавно созданным учебным центром под Таранто и попросил набрать добровольцев на службу в «спецподразделении PPA». Уже через неделю я рассчитывал провести с ними собеседование. Из соображений секретности конкретных требований к кандидатам не называлось (кроме хорошей физподготовки, навыков вождения и, по возможности, боевого опыта). В любом случае через учебный центр проходил огромный контингент и офицеры располагали лишь скудными сведениями о бойцах. Когда я туда приехал, то выяснилось, что желание служить у меня изъявили сто тридцать человек. Я собрал их в оливковой роще и выступил перед ними, говоря так громко, как только мог:

– Я командую секретным подразделением, большинство из вас о нем раньше никогда не слышали. Понимаю, что в основном вы записались ко мне из любопытства и из-за скуки, царящей в учебном центре. Но, возможно, до кого-то доходили слухи о нас, так вот, прежде чем продолжить, хочу заверить вас: все, что вы слышали, – вранье! Мы не носились по улицам Рима, похищая на каждом углу немецких генералов, мы не спускались с джипами на парашютах прямо в лагеря военнопленных на территории Германии. Я не чокнутый польский миллионер. Мы не получаем тройное жалованье… вообще-то поступившие к нам лишаются званий и, соответственно, теряют в деньгах. Солдатам и сержантам в увольнительных не дозволяется одеваться как офицерам и носить галстук. Из соображений секретности я не могу сообщить вам о моем отряде всего, что вам было бы неплохо знать для принятия решения. Но скажу главное: в основном мы работаем за линией фронта, это не то чтобы неудобно, но очень, очень утомительно. Большую часть времени мы выжидаем и скрываемся, часто приходится быстро отступать. В нашем деле требуется много терпения, а еще нужны крепкие нервы. Конечно, мы рискуем, но уж это, думаю, никого здесь не пугает. Хочу, однако, чтобы вы понимали: если кого-то из нас ранят, ему придется плохо. Ни медиков, ни возможности быстро добраться до госпиталя у нас нет. Я знавал очень храбрых людей, которые никогда не теряли духа в обычном бою и все же не вынесли напряжения, которого требуют наши операции. Никого не могу обвинить, если такая жизнь ему не по нутру. Но прошу, чтобы те, кто понял, что служба у нас ему не подходит, себя не насиловали. Те, кто хочет отозвать свою заявку, прошу выйти из строя!

Поначалу никто не шелохнулся. Я немного надавил – два-три человека, преодолев смущение, вышли из строя, за ними последовали еще три десятка усомнившихся.

Завершив предварительный отсев, я сообщил оставшимся девяноста с чем-то кандидатам, что люди, которых я отберу, сначала проходят подготовку, затем проверяются в деле на боевом выходе и только потом становятся полноправными членами PPA. В этот период, да и позже, каждый может быть уволен в любой момент, если я сочту это нужным, «и тут ничего зазорного». И наоборот, всех, кто по каким-то причинам сам захочет покинуть PPA, отпустят при первой же возможности.

Затем, сидя за столом в палатке, я провел собеседования лично с каждым кандидатом. Записав имя, прежние места службы, данные о навыках вождения и обращения с оружием, я откладывал блокнот и переходил к разговору. Дав человеку время освоиться, поскольку поначалу даже лучшие кандидаты и те, кто больше всех рвался к нам, часто волновались и с трудом связывали слова, я спрашивал:

– Почему вы хотите у нас служить?

Все ответы можно было разделить на четыре типа. Многие не находили нужных слов и выдавали что-то вроде: «Это мой шанс продолжить службу», «Не люблю сидеть сложа руки, пока другие дерутся», «Я ничего толком не умею, но хотел бы попробовать себя в чем-то трудном». Такие ответы мне нравились больше всего.

Некоторые давали высокопарные и заискивающие ответы, после которых я сразу обрывал беседу: «Душа моя просит истинных приключений», «Ненавижу немцев!», «Почту за великую честь служить под началом такого выдающегося командира, как вы, сэр».

Кто-то сурово огрызался: «Меня все достало в этом учебном лагере». Слабоватая причина, на мой вкус, но вот Ронни Коукс, тридцатилетний водитель из войск связи и один из лучших моих новобранцев, ответил именно так. В его словах звучала такая ярость и он сопроводил их столь витиеватой бранью, что я тут же его принял и впоследствии ни разу не жалел о своем решении.

Наконец, получал я и откровенно странные ответы: «Потому что я не поладил с гвардейскими офицерами в подразделении коммандос», «Хочу выучить итальянский», «Мой дед был адмиралом». Таких я тоже обычно сразу же разворачивал, хотя парня, затаившего злобу на гвардейцев, все-таки взял. Он оказался вполне толковым.

На этом заканчивалась предварительная часть, и, если кандидат казался достойным, мы переходили к основной программе. Я рассказывал о какой-нибудь из наших операций или о какой-нибудь неудаче вроде встречи с немецким конным патрулем под Альбероной, показывал карты, описывал проблемы с перемещением и снабжением. Я говорил, ожидая комментариев и вопросов: исходя из реакции собеседника, я составлял представление о его личности. Если реакция отсутствовала, разговор заканчивался: человек без воображения точно не будет нам полезен, какими бы достоинствами он ни обладал. Мне нравились эти собеседования: они требовали особой гибкости ума, поскольку я не мог уделить каждому кандидату много времени. Примерно с половиной отобранных людей я не ошибся, а вот сколько подходящих кандидатов в спешке отсеял, сказать невозможно.

На третий день я опросил всех и закончил отбор. Из ста кандидатов были отобраны пятнадцать, семь из них в итоге задержались в PPA надолго. Хороший улов и показатель выше среднего: за все время у нас не задерживалось больше 3,5 % от тех людей, что прошли собеседования. Слишком привередливым я себя не считал: к примеру, любой человек в PPA по определению должен был быть отличным водителем. И даже у лучших все равно уходило четыре-пять месяцев, чтобы достичь уровня акробатического мастерства, необходимого, чтобы провести джип по горам и через реки, по топям и снегу. Весь успех в нашем деле зависел от того, сумеем ли мы доставить тяжеловооруженные джипы в самые непредсказуемые места. Компромиссы здесь были невозможны. Кроме того, наши люди должны были обладать топографической интуицией и уметь находить дорогу в темноте. Из всех кандидатов, прошедших