Арендар выдаёт совершенно серьёзно:

— Лере нравится статуя в таком первозданном виде. И она переживает, что у лягушек от резких перемен среды обитания случится стресс, и они перестанут петь, а Лере нравится, как они поют.

— А-а, — тянет Элор, сдерживая смех. — Ей в голову не приходило, что у лягушек может случится стресс от того, что дракон неотрывно смотрит на них таким жутким взглядом?

— Ничего у меня не жуткий взгляд! — возражает Арен поспешно.

— Поставили бы гвардейцев, — предлагает Элор.

— Гвардейцы слишком большие, у лягушек будет стресс.

— А если кого-нибудь из садовников?

— Вдруг они недостаточно ответственные, — уныло поясняет Арендар, видимо, тоже пробовавший этот аргумент.

— Велларра поставить? — не унимается Элор.

— Вдруг он их подлечит и заберёт себе? Он же скучает без пациентов.

— Эрршам, наверное, слишком безответственный и сбежит на свидание? — Элор с трудом сохраняет сочувствующий вид.

— Угу, — кивает Арендар.

— А личные гвардейцы Валерии заняты другими важными делами?

— Каталог детской одежды изучают. Мужчины тоже.

— О, это надолго! Ты не представляешь, какая там прелестная милота: можно смотреть часами! — теперь в голосе Элора нет ни малейшего намёка на издёвку, только искренность.

— Знаю, что надолго, — подтверждает Арендар, глядя на млеющих в тени лягушек.

Пока они говорят, я внимательно его рассматриваю.

Знаю, что он мечтал выселить меня из дворца. И был весьма активен в попытках.

Знаю, что очень злилась, когда хлестала его по морде, отгоняя от Элора.

Знаю, что он раскрыл мою личность раньше, чем Элор.

И ничего не рассказал ему.

Мой пристальный взгляд не остаётся без внимания: от Элора расходится резкий колючий запах раскалённого металла. Арендар отступает, оставляя между нами зонтик.

— У меня денея, Элор, другие меня не интересуют! — напоминает Арендар. — Эм, Риэль, я больше не проваливаю под тобой землю, я же обещал, давай будем считать, что мы квиты. Если сильно хочется, можешь подо мной землю провалить.

— Зачем? — я склоняю голову набок, внимательно его разглядывая.

Его симпатичное лицо, разделённое стержнем зонта на две части, выглядит почти забавно. А золотые глаза похожи на глаза Элора, но при этом совершенно другие.

— Отомстить и успокоиться? — предполагает Арендар.

— Яма для тебя не страшна, — фыркает Элор. — А вот пощекотать…

— Ты же не позволишь своей избранной трогать другого дракона!

— Так я за неё отомщу, — Элор протягивает руки, и Арендар отскакивает, правда, при этом стараясь удержать зонт над лягушками. На это Элор расплывается в зловещей клыкастой ухмылке. — Так ты отойти отсюда не можешь, лягушечек под солнцем оставить не можешь, иначе они, бедненькие, перегреются, не споют, и Лера очень-очень огорчится, а ты ведь не хочешь огорчить Леру.

— Эло-ор-р, — Арендар отступает ещё на шаг, но зонт продолжает держать.

Элор, скрючив пальцы, надвигается.

Из земли выскакивает каменное щупальце и, перехватив зонт, удерживает его на месте, а Арендар отбегает за статую, выглядывает из-за неё.

— Ты за лягухами не следишь! — возмущается Элор и пробует ногой щупальце. — Я Лере пожалуюсь!

— Не надо!

— Я тебя просил моего секретаря не изводить, а ты изводил. Вот и я пожалуюсь Лере, что ты халтурил и вообще от просмотра каталога сбежал, хотя мог лягушками не лично заниматься, а щуп поставить.

— Элор! — от возмущения Арендар на миг умолкает. — Ну не надо. Ну давай по-взрослому это решим. Давай я как-нибудь компенсирую своё плохое поведение, но без щекотки и жалоб Лере, она и так… чувствительная очень стала.

Элор оглядывается на меня:

— Будем мстить?

Мстить…

Мстить…

Мстить…

Это больно.

— Зачем? — не понимаю я.

— Для морального удовлетворения, — осторожно поясняет Элор. — Меня они не пожалели, в оперу оттащили, я даже затрудняюсь представить ответную месть! А ведь надо ещё и за тебя отплатить.

— Ай! — глухо вскрикивает Арендар за статуей.

— Ладно, братишка, мы пока думать будем, а ты лягушками занимайся, — милостиво сообщает Элор и возвращается ко мне, укладывает мою ладонь себе на предплечье.

— Элор, мои ямки были маленькими! — голос Арендара звучит всё так же глухо. — А не три метра в глубину!

Наклонившись в сторону, я вижу провал на том месте, где недавно стоял Арендар.

Элор тянет меня прочь, добавляя через плечо:

— Скажи спасибо, что у тебя там ниже сокровищница, иначе яма была бы глубже.

Арендар что-то невнятно бубнит в яме, но открыто не возражает. Элор же, следуя к крыльцу своей башни, внимательно смотрит на меня. Поглаживает мои пальцы.

— Ты в порядке? — спрашивает шёпотом. — Не утомилась? Появились новые воспоминания? Понравилось, как Арен провалился?

Элор ищет во мне эмоции, жаждет их. Обычные существа одержимы чувствами, а их отсутствие считают неправильным. Так и моё состояние считают неправильным.

Но теперь я знаю ещё больше о своей жизни, и разве плохо было бы мне, если бы я была столь же спокойной прежде? Меня бы совсем не тревожили пакости Арендара.

— Да, я в порядке, — надо чаще это повторять, чтобы успокоить Элора. — Но я не злюсь на твоего брата. Он был ребёнком. Любил тебя и хотел быть для тебя самым важным на свете. Это характерно для детей и подростков, особенно потерявших родителя или не получающих должного внимания.

— Ох, ты заставишь меня чувствовать угрызения совести за собственную мстительность.

— В оперу он тебя отправил будучи взрослым.

— Всё равно жалко, — признаёт Элор. — Хотя Арен уже не ребёнок. И не со всеми его поступками я согласен.

Нахмурившись, Элор дёргает головой, словно стремясь избавиться от неприятных мыслей.

Несколько мгновений я колеблюсь: спросить или нет, что его беспокоит? Он старается меня оберегать, но на самом деле он куда эмоциональнее реагирует на происходящее, чем я, переживает и явно из-за этого ощущает себя не лучшим образом.

Так он изнывал от сомнения, говорить мне или нет о том, что Осдар пытался сбежать от новых родителей. Сам Элор явно воспринял ситуацию близко к сердцу, не спал ночь. А если бы относился к ситуации рационально, понимал бы, что все эти метания — временно, и Осдар скоро привыкнет к новому месту, ведь, оказавшись на улице, он почти сразу вернулся в свой новый дом под крыло приёмной матери.