и Сатиру обозы с хлебом. Отряд Думнорига к этому времени вырос до трех тысяч человек. Две трети из них он отправил к Мотии, которую осаждал с шеститысячным войском военный трибун Авл Дидий. Выше уже говорилось, что заключить Мотию в настоящую осаду римляне не могли. Даже с учетом того, что со стороны моря ее блокировал сицилийский флот, для осады города с суши требовалось не менее пятнадцати тысяч солдат. Скопад и Браней, руководившие обороной города, располагали тремя тысячами отважных бойцов, готовых драться до последнего. Попытки Дидия овладеть крепостными стенами с помощью лестниц были безуспешны. Осажденные в одной из вылазок даже заставили его солдат в панике отступить в лагерь. Когда же в тылу у римлян появился двухтысячный отряд, посланный Думноригом, они сами оказались в положении осажденных, так как восставшие устраивали засады на всех дорогах, ведущих к Мотии. Доставка провианта в лагерь Дидия была максимально затруднена. В последние два месяца осады римляне довольствовались весьма скудным пайком. Зато осажденные в Мотии за это же время получили от Думнорига несколько обозов с зерном, маслом и солониной.

Итак, Думнориг заменил жестоко покалеченного Багиена, возглавив его отряд. Всего Думнориг и Сатир располагали почти шестью тысячами хорошо вооруженных бойцов. У Вентидия и Барбия было четыре с половиной тысячи латинян и марруцинов, которых они выстроили на промежуточном валу между двумя своими лагерями. Позиция у них была превосходная. Благодаря ей римляне получали возможность непрерывно забрасывать наступающего противника дождем дротиков. Поэтому отрядам Сатира и Думнорига не удалось в тот день прорваться к городу и соединиться с осажденными. Понеся значительные потери, они отступили. Афинион тоже был отброшен от преторского лагеря с большими потерями, но киликиец считал, что общая обстановка под Триокалой окончательно изменилась в пользу ее защитников, и стал готовиться к новой вылазке.

На следующий день римляне стали свидетелями казни двадцати двух клиентов и вольноотпущенников Лукулла, схваченных во время попытки открыть осаждавшим Гераклейские ворота. Мятежники всех их распяли на крестах под крепостными стенами. Среди них были Деметрий и Аполлоний. Обоих в течение двух дней подвергали пыткам, во время которых присутствовал Пангей, узнавший от убийц Неэры и Синона все подробности гнусного преступления, совершенного ими близ Ланувия. Аполлоний под пыткой рассказал также о том, что выдал римлянам Марципора, которого Минуций заслал в Капую, чтобы уговорить гладиаторов Батиата поднять восстание.

В последний день мемактериона (15 декабря) Афинион снова вывел своих воинов из города, вызывая римлян на бой. Лукулл не уклонился от сражения. В его распоряжении были солдаты первого легиона и вспомогательные отряды из луканцев, которых возглавлял Клептий.

Сражение разгорелось. Обе стороны дрались с ожесточением. Крики сражающихся и лязг оружия почти весь день разносились по окрестностям и отдавались эхом в горах.

В самый разгар битвы Сатир и Думнориг двинули всех своих бойцов против когорт Вентидия и Барбия, защищавших тыл первого римского легиона, солдаты которого бились перед своим главным лагерем с шестью или семью тысячами повстанцев, возглавляемых Афинионом.

В этот день боевое счастье склонилось на сторону восставших. Афиниону удалось обратить в бегство сицилийцев и луканцев, сражавшихся на правом фланге. Часть бегущих ринулась к лагерю Вентидия, заразив страхом солдат его когорт, которые, сражаясь с отрядами Сатира и Думнорига, услышали торжествующие вопли врагов у себя в тылу и стали отступать под защиту своих укреплений. Вентидий был тяжело ранен. Военный трибун Барбий тоже отступил в свой лагерь. Воины Сатира и Думнорига встретились с защитниками Триокалы на промежуточном валу между двумя римскими лагерями. Они ликовали, обнимая друг друга. Лукуллу пришлось трубить отступление. Потери с обеих сторон были огромны. Римлян пало более тысячи человек. Повстанцы потеряли убитыми почти столько же, но кольцо окружения было прорвано.

Сатир и Думнориг свезли в Триокалу две трети всего хлеба, собранного в области Энтеллы.

У Лукулла катастрофически не хватало солдат. От потерь в боях армия его сократилась до двадцати двух тысяч человек. Подкрепления подходили медленно, так как на пути их становились отряды Мемнона, Сатира и Думнорига. Конные разъезды повстанцев рыскали по всем дорогам, сходившимся к Триокале. Они выслеживали отряды гоплитов, посылаемых на помощь Лукуллу из крупных городов. Эти отряды, как правило, были небольшими (от двухсот до четырехсот человек) и поэтому представляли собой легкую добычу для восставших. В течение лета и осени повстанцы, действовавшие в тылу армии Лукулла, перехватили и разгромили семь или восемь таких отрядов, всякий раз создавая над ними значительный численный перевес. В результате к Лукуллу добрались всего около двух с половиной тысяч сицилийцев вместо ожидаемых им десяти тысяч.

Весь декабрь Лукулл ждал постановления сената о продлении своих полномочий на следующий год. Метелл в своих письмах пытался его ободрить, но не скрывал, что в сенате берут верх сторонники «марианцев» и Сервилия Авгура. «То, что в твое управление война затянулась, достойно сожаления, – писал Метелл. – Сервилий, конечно же, несправедливо воспользуется плодами твоих успехов, если получит Сицилию на следующий год. Про тебя же в сенате даже наши друзья говорят, что ты хотя и многое свершил, но ничего не завершил».

Уже в январе пришло письмо от Метелла, который известил шурина, что Сервилий без жеребьевки между городскими преторами утвержден особым постановлением сената претором Сицилии. Метелл писал: «Сервилию предоставлен один легион, составленный из пролетариев, который ему еще предстоит обучить. Но Сервилий не замедлит покинуть Рим, причем постарается принять от тебя командование сицилийской армией раньше, чем его легион и приданные ему вспомогательные отряды дойдут до Сикульского пролива».

Лукулл был потрясен такой вопиющей несправедливостью. Гней Клептий искренне негодовал вместе с ним, ругая сенат последними словами. Военные трибуны хранили равнодушное молчание. Похоже, они считали, что Лукулл упустил победу в войне из-за своей лени и нераспорядительности. Рядовые солдаты с полным безразличием отнеслись к известию о замене Лукулла Сервилием. Эта война тяготила их больше, чем если бы они воевали где-нибудь в Африке. Хотя она была не менее трудна, чем война с Югуртой, но победа в ней не сулила ее участникам ни славы, ни наград, ни добычи. Солдаты вспоминали о победе консула Луция Рупилия Лупа над Эвноем-Антиохом, который попал в плен, но не был увезен в Рим, так как сенат отказал Рупилию в триумфе, считая недостойным для Рима празднование победы над царем рабов.

В начале января из Рима прибыл войсковой квестор: он привез с собой деньги, предназначенные для выплаты жалованья солдатам. Лукулл решил распорядиться этими деньгами по своему усмотрению. Он выдал жалованье только легионерам, римским и латинским добровольцам, а сицилийцам и прочим «союзникам римского народа» объявил, что отпускает их по домам, не забыв поблагодарить за усердную службу. Предназначавшиеся им в качестве жалованья деньги Лукулл оставил себе, и сумма эта была немалая, тем более что была рассчитана и на тех воинов вспомогательных отрядов, которые пали в боях, в виде пособий их детям, оставшимся без кормильцев.

Военному трибуну Авлу Дидию, стоявшему под Мотией, он тоже приказал распустить по домам всех сицилийцев, а две когорты римлян отвести к Гераклее.

Лукулл отдал этот приказ о роспуске солдат, как только узнал, что Сервилий переправился через пролив и спешит к Триокале, чтобы принять у него командование армией.

Бывший претор Сицилии, снедаемый бессильной злобой и ненавистью к ставленнику популяров, решил снять осаду и отступить к Гераклее. Но и этого ему показалось мало: он распорядился перед отступлением засыпать все рвы, уничтожить частоколы, сломать онагры, катапульты и сжечь обоз.

Историк Диодор, описывая неудачу Лукулла под Триокалой, видимо, пользовался разноречивыми свидетельствами. В одном месте он писал, что Лукулл снял осаду из-за нехватки солдат: «То причиняя урон врагу, то сам неся потери, он в конце концов отступил, так как силы его уступали силам мятежников». В другом же месте Диодор напрямую связывает отступление Лукулла от Триокалы с его стремлением навредить новому наместнику Сицилии: