Получили сообщение о кончине Кремлева… Дома подремал и 4–6 занимался «Спящей». Почему-то в домике стало жарко. Даже открыл окно и дверь… Когда пришел с обеда, задрав свечками хвосты, устремившиеся на мой зов кошки отказались от сыра (?!). Живут они вокруг, «на» и «под» соседней хибаркой, где обитает местная «сестра хозяйка». В 6.15 разговор с Алей. Все спокойно. Даже слишком (?). Идет играть концерт с американцем. («Тетя Маршида живет со мной».) Позвонил и Саркисову. Ему получше. Зашел к Арапову. После ужина записал дни. Почему-то к вечеру поустал. Тревожно как-то… И писалось с натугой…

20 февраля.

«Пропащий» день! Подремав после завтрака, только хотел заниматься, ввалился Жордания [стажер-ассистент], а с ним и сонм всяких докук и «больных» тем. Зашел перед обедом и Арапов. Занес книгу Фокина. Втроем пообедали. Проводив Жорданию на автобус в 4.30, вернулся к себе. Сел у окошка. И был во мне такой шум, что долго я не замечал и буквально не слышал окружающего меня Молчания и Тишины… Когда очнулся от самого себя, тишина и молчание хлынули в меня (вся суета сгинула) и обнял меня благостный покой и освобождение. Когда-то умел я и во внешнем грохоте, шуме, мелькании и видимом движении расслышать, различить всепроникающее присутствие Великого Молчания. Вот когда человек в самом большом своем смятении и ослеплении сможет услышать и в себе это молчание, тогда он будет правилен и прав, тогда он — на предельной своей высоте (мера вещей!). И наверное, самый великий дар человеку — это в Смертный час свой — через муки и страх — смочь различить в себе неслышную поступь Великого Совершения. Вот какие нежданные странички написались… а уже смеркается; 6 часов. А телефон испортился, и может быть, не удастся сегодня поговорить с Алей. Хорошо, что был Жордания: он передаст Але все, что надо.

Алена в утреннем разговоре долго и заботливо меня убеждала, чтоб «полегче» реагировал. «Вы там, — сказала она (имея в виду меня и Арапова), — на трагические судьбы знакомых, умерших и обреченных людей, которых за эти дни появилось множество… чтоб, выходя из тепла на мороз, принимали профилактически валидол…»

Бедная девочка, боится за меня, памятуя свою маму… Вечер сидел дома. Телефон испорчен — отрезанность. Тишина тяготит, смутно как-то на сердце… Читал «Обрыв» Гончарова. Оказывается, напечатан он в 1869 году!! Это 102 года назад. И все жив! Да как еще!.. В промежутках думал о всячине, в частности:

1) так ли уж хорошо директорство Г.И.?? Ведь надо будет строить заново! Как будет со 2-м оркестром? <…>

2) О человеческой ж…, которая есть не меньшее чудо, чем мозг дятла и брюшко лягушки, в смысле выносливости и прочности.

Сидел, сидел и надумал мыться, что и выполнил без помех: и горячая вода шла, и тепло в домике. Завтра ведь воскресенье, надо надеть все чистое! Только расположился после мытья с кофеем и книгой — звонок дежурного: Аля у телефона. Пришлось идти в главное здание в валенках и прикрыв рот платком. Конечно, взволновался, торопился, стала одышка, которую Аля заметила. Но, кажется, не простудился. Условились о приезде Али в понедельник.

21 февраля.

Утром за окном белая муть: сыплется частый, мелкий снег; безветрие; тишина. Идя на завтрак, встретил своего снегиря, сидящего на снегу, пощипывающего прошлогодние метелки злаков. Дома подремал и с 11 до 2 час. занимался «Спящей» и «Франческой». К сожалению, делал это с трудом, вязко и насильственно. После обеда опять дремал с 2.30 до 3.30. Проснувшись, долго не мог пошевелиться. Лежал как налитый свинцом. Чтоб встряхнуться, вышел с лопатой и расчистил крылечко и дорожку. Выглянуло солнышко. Сугробы после утреннего снегопада лежат нерукотворной пеленой; снег пушистый, невесомый, искрящийся… Против крылечка — на люке водопровода — сидят греются мои знакомые киски, глядят на меня уже вроде как на своего.

Поставил у крыльца финские сани и долго сидел в морозной тиши, дышал, слушал разговоры ворон, стук дятла над головой, дальний перестук поезда. В 6 часов позвонил Але: сидит, причесывается, готовится к концерту. Потом вдоль залива дошел до черкасовской горы. Сгустились сумерки. Мороз покрепчал. Над фиолетовыми снегами залива догорала тусклая заря. В небе, будто вырезанные, резко чернели силуэты стволов, сучьев, ветвей в неисчислимом своем фантастическом многообразии, которое никогда не бывает так приметно при свете дня. После ужина узнал от Адмони о скоропостижной смерти Н.Г. Близнюка, последовавшей после поездки в Москву, где его никто из начальства даже не счел нужным принять… И чем он был очень потрясен. Даже он!

Вот и еще одним человеком стало меньше между мной и моим смертным часом (очередь близится…). Ибо ведь до того, как пробьет мой час, должно уйти хоть и неведомое нам, но тем не менее определенное число людей???

Дома читал «Обрыв», еще и еще раз листая жизнь несказанно любимых мной бабушки, Марфиньки, Веры, Тушина… Пил кофей, пытался слушать радио… Вновь вернулся к «Обрыву». Что-то весь день сегодня худая голова. Эуфиллин и тот не помогает: верно, что-то с давлением в природе…

22 февраля.

Плохая ночь, часто просыпаюсь, темнота ночи неприютна (Н.Г. Близнюк…), да и физически неладно: ноги «душные», не находят места. После завтрака (приехал Максим Шостакович) тяжелая дрема, нездоровится; видимо, выход после мытья на мороз, к Але на телефон, не прошел даром. Стал глотать усиленные дозы аспирина, этазола, мазать нос. Через силу, плохо соображая, прозанимался все же Пятой симфонией Чайковского до обеда (1 и 2-я части).

После обеденного сна полегчало, усиленная «терапия» помогла. Выпил кофе, покрутил радио. В 5.10 появилась Аля. До ужина — она на диване, я в кресле, дележка новостями (мой рассказ о Г.И.; подробности о Николае Григорьевиче… об американском дирижере Саншайне; о посещении Сериковых). Решение звонить к Г.И. о Близнюке. Ходил звонить, не застал: он уже в городе. Аля рано легла в постель, около 11-ти. Читал ей эти записки. Очень ей понравились… Самочувствие мое почти совсем исправилось. Легли и сразу крепко заснули. Уж не помню, когда я так безмятежно, уютно, спокойно и радостно засыпал, с чувством, что ничего больше мне не надо, что все, что только могу хотеть, — здесь со мной…

23 февраля.

Просыпался в 6 часов. Встали в 8. Побежал звонить Г.И.; застал заспанного, сказал что следует. После завтрака спали до 12-ти. Мелочишки. Нежданное обнаружение неполадок в Аленкином «обиходе». Необходимо показаться врачу. Очень оба озаботились… После обеда, несмотря на