нет предначертанности, толстовской тенденциозности обобщений). О различии двух других: Толстого и Гёте (первый — в борении с собой и естеством, в подавлении себя, второй — в полной гармонии творчества, натуры и даже тела). Бегство Толстого «от всего» и Гёте, женившийся на восемнадцатилетней в глубокой старости. С интересом слушал Алю. В частности, ее рассказ о том, что и как у нас ныне проходит в литературе.

Ужинали рядом с Толстым и его женой. Я очень развял и «засиндромил», но дома заставил себя записать дни; нет-нет да окликаю Алю, чтоб напомнила забытое мной (голова у меня мутная…), Аля терпеливо отвечает из соседней комнаты, куда ушла посвистеть на флейте. В 9.50 вечера пришла ко мне в кабинет, а я как раз закончил писание. Аля позвонила домой — предупредить о нашем приезде; ведь послезавтра мы уже уедем отсюда… Статья в «Лит. газете» о Солженицыне. Чай. «Кармен» с Караяном. Потрясающе!

28 февраля.

Утро. Сойка. Дятел. Синицы на кормушке за окном. Мягкий день: серое небо, мохнатый сквозь него серебряный шар, как лунное солнце. После завтрака — о детстве, о санках; у Али — детская инициатива — мустанг… Подремали. Выскочила на крыльцо: пришли Черныш с Илюшкой. Кормление: косточки, булка.

В 11 всей компанией по Комаровской лесной дорожке: впереди Черныш (хвост бубликом), свирепо облаивающий заблудшую машину, потом Аля с финскими санками и Илюшей на них. Позади, отстал, волочусь я. Покалывает сердце. Помаленько разошелся: хорошо, кровушка побежала, чувствую тело и дыхание… Свернули вдоль лосевых [нрзб], Илья сиганул через забор какой-то дачи; явление милиции: нельзя здесь, приедет консул — отвечать мне… Дорожкой вдоль залива. День серый, по горизонту даже дымный, но высокий, налитой светом. Вороны каркают на разные голоса — совсем уж по-весеннему. Выехали на залив. Илья прячется, «исчезает» в прибрежных траншеях между льдинами, Аля, разрумянившаяся, разыскивает его, окликает, находит — обоим весело. Черныш затейно гоняет ворон, те <…> перелетают от него. Все они, и вороны, и Черныш, и Илья, наверное, хорошо знают друг дружку в лицо. Илья с Чернышом ведь живут здесь, в так называемой колбасе, где напиханы служащие нашего «Дома творчества». В 12.30 все вместе вернулись к нам в домик. Все получили угощение: Черныш — булку, печенье, Илюша — чай, я — тоже чаю и даже коньяку.

Черныш совсем свой, смотрит в глаза своими твердыми желтыми лисьими глазами, улыбчиво прижимает острые уши. Илья сел за рояль, тыкает в клавиши, извлекает звуки, порой совсем не бессмысленные: чувствуется стремление познать связь звуков. Вот я — записываю наше утро, а Аля с Ильей засели… за шахматы и шашки, причем Илья в свои 6 лет что-то смекает в них, спорит. Черныш улегся на ковре, положил голову на лапы. Счастливые часы послал Боженька нам с Алей. Аля показывает Илье флейту, показывает ему, как дуть в дырочку. Раздается хоть и неустойчивая, и сипловатая, но все же флейтовая нотка. Илья опять у рояля. Слышно из столовой, как он спрашивает Черныша: «Ну что, хорошо тебе здесь?» Потом последовал рассказ о фильме «для детей»: «в нем была половина о войне, половина — мир». Мальчик часто бегает «за маленькое». Аля: «Чай, энергия, мороз» — поясняет.

После обеда опять всей гурьбой к нам. В ванной Черныш получает косточки, остатки от обеда. Илье предписана «тишина». Он действительно почти на час затихает в кабинете с шахматными фигурками. Я — заснул. Аля тоже подремала. Пес — клубком у моей кровати. Проснувшись, чувствую, как в домике распространился душок немытой одежки, затхлого житья и немножко псины… Да и как не быть ему? Мальчик живет с полунищей бабкой в знаменитой «колбасе» у залива, в тесноте, холоде, без водопровода… Мать-пьяница — в городе, отец — прошлой осенью бросился под электричку. Бедолага…

Вскоре опять началось гостевание: «игра чижика» на рояле, щелканье пистолетом, шахматы с Алей. Потом чаепитие и, наконец, рисование, за которым затихли оба: и Алена, и мальчик. Черныш в ванной звучно лакает из таза воду, и тоже пошел к ним, вскочил к Але в кресло, затих.

За окном тишь, безветрие, предвечерний час. В комнате тоже молчание, только слышен шорох карандаша по бумаге да старательное дыхание открытым ртом Илюши. В 6 часов, по ранним сумеркам, прошли втроем с Чернышом мимо Кетлинской до бывшей дачи Шостаковича. Илья не захотел идти. Пес куда-то там смылся и догнал нас, когда мы уже входили на свою территорию. Сразу — в столовую.

После ужина Аля ходила домой за тарелками. Я ждал ее. Представилось близко все предстоящее за март — Брукнер, Шостакович, аж до сердцебиения… Дома Алины трезвые уговоры меня, потом быстро уложились и около 9-ти сели оба с томиками Тургенева. (Алина боль за судьбу, ожидающую маленького Илюшу… даже до слез, что с ней случается редко). 10 часов. Прочел «Рассказ отца Алексея», Аля — «Однодворец Овсянников». Говорил Але о робких и греховных допущениях своих по поводу возникновения молитвы в старости, в беде… о силе ее. <…>

Вспоминали Черныша с его признательностью Але и «обнимки» его (голова к голове) с Ильюшей.

29 февраля.

С утра весь день идет снег. За день густо осыпаны кроны и сучья деревьев. Потемневшие было снега укрылись пушистой целиной.

 Лето. Усть-Нарва

6 июля.

Четверг. 11.20 выехали, 2 — прибыли; Копель у окна, осмотр комнат. Домик! Обед. Не разобравшись — как мертвые — спим. Аля — предварительная разборка, и сидим на ступеньках веранды носами в зелень участка и водицу! Тишина после города. Поет дрозд, на сосне ворона разговаривает. Спортивный, с ракеткой, Синёв. Море за окном. Аля с Копелем. Рано спать. Хорошо даже на сетке!!

7 июля.

Пятница. После завтрака спим. Ловля хозяйки, паспортистки: надо шкаф, графин, пододеяльники. Немного ссора (Аля: «Неудобно надоедать»). После обеда в хозяйственный магазин по Нурме. На море. Чайки, теплынь (юг), ветер с моря. Фира, Копель, ягоды. На минутку домой; на скамье под жасмином. Ирина Рабинович — беда у них. После ужина к ним. У Веры Евгеньевны допоздна. Гроза. Дома — внезапно тьма, за окнами черно, будто осенью… Но гроза — стороной.

8 июля.

Суббота. Сегодня не кормят; Алин «пробный» завтрак. Я моюсь в саду, бреюсь. В 10 часов прибрались. Пишу расходы и записки. Аля с хозяйкой в лавке. Жаркий день опять. Ветрено, давяще; высокие облака, стрекозы. Аля в душе, в саду. Принесли шкаф. Аля в разборке, я — на постели с многочисленными темами «нотаток»