– Тогда как же ты борешься с Ним в аду и отвоевываешь небесадля проклятых? Как?

– Что, по-твоему, представляет собой ад? – спросилон. – У тебя достаточно было времени, чтобы на этот счет появилиськакие-то соображения.

– Прежде всего это то, что мы называем чистилищем, –сказал я. – Никто не избежит искупления. Я понял это из твоего спора на полебрани. Итак, какие страдания должны принять души в аду, чтобы их безоговорочноаттестовали для небес?

– И какие же, по-твоему, должны они принять страдания?

– Не знаю. Мне страшно. Мы собираемся отправиться туда,верно?

– Да, но мне хочется узнать, чего ожидаешь ты.

– Я не знаю, чего ожидать. Я знаю, что существа, лишившиедругих жизни – как я, – должны пострадать за это.

– Пострадать или заплатить?

– А есть какая-нибудь разница?

– Ну, допустим, тебе представился бы случай проститьМагнуса, вампира, втянувшего тебя во все это. Предположим, он встал бы передтобой и сказал: «Лестат, прости меня за то, что я вырвал тебя из привычнойчеловеческой жизни и поместил вне природы, заставив пить кровь, чтобы жить.Делай со мной что пожелаешь, но только прости меня». Как бы ты поступил?

– Ты выбрал плохой пример, – сказал я. – Навернякая бы его простил. Магнус не ведал, что творил. И вообще, мне на него наплевать.Он был сумасшедшим. Чудовищем Старого Света. Он повиновался какому-тоизвращенному, обезличенному рефлексу. Я даже не думаю о нем. Мне до него нетдела. Если ему и надо просить у кого-то прощение, пусть просит его у смертных,которых он убил в течение жизни.

В его башне было подземелье, заполненное трупами молодыхмужчин, внешне напоминавших меня, – тех, что он приводил туда, очевидно,для испытания и потом убивал без всякого посвящения. Я все еще помню их, грудымолодых тел, все со светлыми волосами и голубыми глазами. Молодые люди,лишенные энергии и самой жизни. Прощение он должен получить от всех тех, коголишил жизни тем или иным способом, – ему придется заслужить прощениекаждого из них.

Я снова начал дрожать. Этот признак гнева был мне хорошознаком. А какой гнев испытывал я много раз, когда прочие обвиняли меня вдерзких нападениях на смертных мужчин и женщин. И детей. Беспомощных детей.

– А ты? – спросил меня Мемнох. – Что, по-твоему,необходимо тебе, чтобы попасть на небеса?

– Думаю, достаточно будет того, что я на тебяработаю, – произнес я с вызовом. – По крайней мере, это вытекает изтвоих слов. Но ты не открыл мне в точности, чем занимаешься! Ты рассказал мнетолько историю сотворения и страстей, твоего пути и Его пути, ты описал своепротивостояние Ему на земле, и я могу представить себе последствия такогопротивостояния – мы оба сенсуалисты, мы оба верим в мудрость плоти.

– Аминь.

– Но ты не дал полного объяснения тому, чем занимаешься ваду. И каким образом ты можешь выиграть у Бога? За счет того, что быстропередаешь души Ему в руки?

– Быстро и с веской аттестацией, – сказал он. – Носейчас речь идет не о каком-то конкретном предложении для тебя. И не о моемпротивостоянии Ему; я спрашиваю тебя вот о чем: учитывая все, что тывидел, каким, по-твоему, должен быть ад?

– Боюсь отвечать. Ибо место мое – здесь.

– Ты ведь никогда ничего не боялся. Продолжай. Сформулируйсвои соображения. Каким в твоем понимании должен быть ад, что должна вынестидуша, чтобы стать достойной небес? Достаточно ли сказать: «Я верю в Бога.Иисус, я верю в Твои страдания»? Достаточно ли сказать: «Сожалею о всех своихгрехах, потому что они оскорбляют Тебя, мой Бог»? Или: «Мне жаль, потому что,пребывая на земле, я в действительности не верил в Тебя. А теперь я знаю, чтовсе это правда, и я не буду больше делать ничего порочащего меня, и,пожалуйста, пусти меня поскорей на небеса».

Я не отвечал.

– Суждено ли всякому попасть на небеса? – спросил он.

– Нет. Этого не может быть, – ответил я. – Такоеневозможно для существ, подобных мне, существ, мучивших и убивавших другихсуществ. Невозможно для людей, умышленно вызывавших своими действиями наказаниястоль жестокие, как болезни, или пожар, или землетрясение, – то естьлюдей, совершавших грехи, принесшие столько же или больше зла, чем природныекатастрофы. Неправильно было бы им отправиться на небеса, даже если они знают,даже если понимают или начали постигать совершенное ими! Небеса очень скоропревратятся в ад, если всякая жестокая, эгоистичная, злобная душа попадет нанебо. Мне бы не хотелось встретить на небесах подобных исчадий зла! Если такоевозможно, то страдания этого мира страшно близки к...

– Страшно близки к чему?

– К тому, что не заслуживает прощения, – прошептал я.

– Что же заслуживает прощения – с точки зрения души, умершейв боли и смятении? Души, знавшей, что Богу все равно?

– Не знаю, – признался я. – Когда ты описывал техизбранных из преисподней, первый миллион душ, что ты провел через небесныеврата, ты не говорил о преображенных чудовищах; ты говорил о людях, простившихБогу несправедливость мира, не так ли?

– Верно. Именно таких я взял с собой к небесным вратам – да.

– Но ты говорил так, словно эти люди стали жертваминесправедливости Господа. Ты ведь не исправлял души виновных? Таких, какя, – грешников, виновных в совершении несправедливостей?

– Ты думаешь, что им нечего сказать в свое оправдание?

– Некоторые могут иметь свои оправдания, коренящиеся всобственной глупости, простодушии, страхе перед властями. Но многие, оченьмногие злодеи просто-напросто такие, как я. Они знают, насколько плохи. Им наэто наплевать. Они делают то, что делают, потому что... потому что им этонравится. Я люблю делать из людей вампиров. Я люблю пить кровь. Мне нравитсялишать людей жизни. И всегда нравилось.

– Разве из-за этого ты пьешь кровь? Просто потому, что тебенравится? А не оттого ли, что из тебя сделали совершенный сверхъестественныймеханизм с вечной жаждой крови, питающийся только кровью. Механизм, выхваченныйиз жизни и превращенный в Дитя Ночи из-за несправедливости мира, который ты итвоя судьба волновали не более, чем любой ребенок, голодающий этой ночью в Париже?