Из Стамбула мы отправились на юг, и, как только достиглиМалой Азии, Габриэль пришла в такое восхищение от новых стран, что практическивсе время где-то пропадала.

А тем временем во Франции события принимали поистине ужасныйоборот. Это касалось не только мира смертных, по которому я так страдал, но иТеатра вампиров.

Еще до того, как я покинул Грецию, английские и французскиепутешественники рассказывали мне о том, что происходит у меня на родине, и этиновости чрезвычайно тревожили меня. А в Анкаре в гостинице для европейцев меняждала целая пачка писем.

Роже перевел все мои деньги за пределы Франции и поместил ихв зарубежные банки. «Даже не мечтайте вернуться сейчас в Париж, – писалон. – Я посоветовал вашим братьям и отцу тщательно избегать каких-либоспоров и разногласий. Сейчас не время, и сторонникам монархии приходится туго».

Элени в свойственной только ей манере писала о том же:

«Публике очень нравится видеть на сцене одураченныхаристократов. Наша пьеса о неуклюжей королеве-марионетке, которую безжалостнотопчут ее же безмозглые солдаты, которыми она пыталась командовать, вызывает узрителей громкий хохот и вопли удовольствия.

Еще один любимый объект насмешек – священники. В другойнашей пьесе самодовольный монах приходит, чтобы упрекнуть танцовщиц-марионетокв недостойном поведении и сделать им строгий выговор. Но увы, их хозяин,который на самом деле не кто иной, как дьявол с красными рогами, превращаетнесчастного монаха в оборотня, и тот заканчивает свои дни в золотой клетке,куда посадили его танцовщицы, под градом насмешек.

Все это – плоды труда нашего Божественного Скрипача, однако,должна вам сказать, мы вынуждены ни на минуту не спускать с него глаз. Чтобызаставить его писать, нам приходится привязывать его к стулу. Мы ставим передним чернильницу и вкладываем в руку перо, а если он совершенно не в состоянииписать, мы делаем это под его диктовку.

Он останавливает на улице прохожих и обращается к ним срассказами о том, что в мире существуют такие ужасы, о которых люди понятия неимеют. Уверяю вас, что он давно погубил бы нас всех, не будь парижане стользаняты чтением памфлетов, обличающих королеву Марию-Антуанетту.

Наш Старший Друг с каждой ночью становится все болеесердитым».

Стоит ли говорить, что я тут же написал ей ответное письмо,в котором умолял их быть с Ники как можно более терпеливыми и помочь емупережить столь тяжелые для него первые годы. «На него, несомненно, еще можноповлиять, – писал я и впервые за все время задал вопрос: – Смогу ли сам ячем-то помочь, если вернусь сейчас в Париж?» Я долго смотрел на последниестрочки письма, прежде чем поставить свою подпись, потом быстро запечаталконверт и отнес его на почту.

Как мог я вернуться? Несмотря на одиночество, я не в силахбыл даже думать о возвращении и о том, чтобы снова увидеть свой маленькийтеатр. Да и какая польза будет от меня Никола, даже если я окажусь рядом?Провидческие слова Армана по-прежнему звучали у меня в ушах.

По правде говоря, где бы я ни был, Арман и Ники всегда былирядом со мной. Я ни на секунду не мог забыть мрачные предостережения ипредсказания Армана, так же как и насмешливое лицо Ники в тот момент, когда японял, что любовь обернулась лютой ненавистью.

Никогда еще я не нуждался в Габриэль так, как сейчас. Но онадавно уже отправилась вперед. Время от времени я вспоминал, как чудесно всебыло до нашего отъезда из Парижа, но теперь я от нее ничего уже не ожидал.

В Дамаске меня ждал ответ от Элени.

«Он презирает и ненавидит вас еще больше, чем всегда. Вответ на наши уговоры поехать к вам он только неистово хохочет. Я пишу об этомвовсе не затем, чтобы расстроить вас, но затем, чтобы вы знали, что мы делаемвсе возможное, чтобы уберечь этого малого ребенка, который никогда не долженбыл родиться для Тьмы. Новые возможности оказались для него чересчур тяжкимбременем, а способность к иному видению вещей ослепляет его и сводит с ума.Нечто подобное нам уже не раз приходилось наблюдать прежде.

И все же в этом месяце он написал величайшую свою пьесу.Танцоры-марионетки – на этот раз они работают без веревок – в расцветемолодости гибнут от какой-то эпидемии и оказываются погребенными под могильнымикамнями, украшенными венками из цветов. Священник читает над ними погребальныемолитвы и уходит. Но тут на кладбище появляется чародей со скрипкой. И егомузыка заставляет их подняться из могил. Одетые во все черное вампиры выходятиз-под земли и весело пляшут под пение скрипки, а чародей-скрипач ведет их засобой в сторону Парижа – прекрасно нарисованной картины на заднике сцены.Публика буквально ревет от восторга. Уверяю вас, мы можем пить кровь своихжертв прямо на сцене, а публика решит, что это всего лишь иллюзия и театральныйтрюк и будет весело смеяться и аплодировать».

Кроме того, было еще и очень тревожное послание от Роже.

Он писал, что Париж охвачен революционным безумием, чтокороля Людовика заставили признать Национальную Ассамблею. Люди всех сословийкак никогда тесно объединились в борьбе против него. Роже послал помощника наюг, чтобы тот повидал мою семью, своими глазами взглянул на обстановку в техместах и определил, насколько сильны там революционные настроения.

Я немедленно ответил на оба письма, чувствуя себячрезвычайно обеспокоенным и совершенно беспомощным.

После того как я отправил весь свой багаж в Каир, меня вдругохватил страх при мысли о том, что все, что имело для меня ценность и от чегозависела моя жизнь, находится в страшной опасности. Однако внешне я ничуть неизменился и успешно продолжал играть роль благородного путешествующего джентльмена.Хотя внутри демон-охотник, гроза узких ночных улочек, чувствовал себябезнадежно потерянным.

Я, конечно же, уговаривал сам себя, доказывая необходимостьэтой поездки на юг, в Египет, в страну пышного древнего великолепия и вечныхценностей. Я говорил себе, что Египет настолько заворожит и очарует меня, чтопоможет забыть о происходящем в Париже.

Однако в голову мне пришла еще одна связанная с этойпоездкой мысль: Египет, как ни одна другая страна на свете, был местом, гдесмерть пользовалась любовью и почитанием.

Наконец из глубин Аравийской пустыни, словно бесплотный дух,появилась Габриэль, и мы отплыли вместе.

Нам понадобился почти месяц, чтобы добраться до Каира, а вгостинице для европейцев вместе с багажом меня ждала странная посылка.

Я мгновенно узнал почерк Элени, но никак не мог понять,почему она прислала мне эту посылку. Примерно четверть часа я сидел, тупо нанее уставившись, и в голове у меня была абсолютная пустота.

От Роже не было ни слова.