«Мариус, – шептал я про себя, – видел ли ты всеэто? Способен ли кто-либо из нас просуществовать столь долго?»

Мои размышления были прерваны Габриэль. Она захотеласпешиться и остаток пути пройти пешком. Я с удовольствием с ней согласился,однако не знал, как управлять огромными, вонючими и упрямыми верблюдами, какзаставить их встать на колени.

Она прекрасно справилась с этой задачей, и мы пошли попеску, оставив верблюдов ждать нас на месте.

– Отправляйся вместе со мной в глубь африканскихджунглей, – предложила она с необыкновенно печальным и мягким выражениемлица.

Я промолчал. Что-то в ее поведении меня встревожило. Вовсяком случае, мне следовало бы насторожиться.

Следовало услышать предупреждающий гул, похожий на утреннийперезвон колоколов ада.

Мне вовсе не хотелось углубляться в джунгли Африки. И онаэто хорошо знала. Я был вне себя от волнения в ожидании новостей из Франции,обещанных Роже сведений о судьбе моей семьи. К тому же я планировал посетитькрупнейшие города Востока, проехать через Индию и Китай, побывать в Японии.

– Ты должен знать, что я понимаю, какой путь ты длясебя избрал, уважаю и ценю настойчивость, с которой ты ему следуешь.

– То же самое могу сказать тебе я.

Она остановилась.

Мы почти вплотную подошли к статуям, во всяком случаенасколько это было вообще возможно. И возможно, единственное, что мешало имоказывать на меня подавляющее воздействие, было отсутствие каких-либопредметов, с которыми их можно было бы сравнить. Небо над головой было таким жеогромным, как они, пески – бескрайними, а вечно сияющие над головой звезды –бесчисленными и необычайно яркими.

– Лестат, – медленно, взвешивая каждое слово,вновь заговорила она, – я прошу тебя хотя бы раз попытаться увидеть миртак, как вижу его я.

Луна ярко освещала ее фигуру, но широкополая шляпа почтиполностью скрывала ее маленькое треугольное личико.

– Забудь о доме в Каире, – продолжала она,внезапно понизив голос, словно тем самым желая подчеркнуть важность своихслов. – Откажись от всех ценностей, от одежды, от всего того, чтосвязывает тебя с цивилизацией. Отправляйся со мной на юг, вверх по реке в самоесердце Африки. Последуй моему примеру.

Я по-прежнему молчал, но чувствовал, как сильно колотитсясердце.

Тихо, едва слышно, она заговорила о том, что мы сможемувидеть неизвестные миру африканские племена, сразиться голыми руками скрокодилами и львами и, возможно, отыскать самый исток Нила.

Меня охватила дрожь. Показалось вдруг, что в ночной тьмезавыли ледяные ветры. И некуда было от них скрыться.

«Ты хочешь сказать, что покинешь меня навсегда, если я несоглашусь? Я правильно тебя понял?»

Я не мог отвести взгляд от статуй, которые вызывали во мнеужас, и мне показалось, что я произнес вслух:

– Значит, вот как все заканчивается…

Вот, значит, в чем причина ее присутствия рядом со мной, вотпочему она оказывала мне все эти знаки внимания, и только поэтому мы с нейсейчас вместе! Ее забота не имела ничего общего с тем, что Ники канул ввечность. Сейчас ее волновала совсем другая разлука, предстоящая в скоромвремени.

Словно споря в душе сама с собой и решая, как лучше вестиразговор дальше, она тряхнула головой. Потом приглушенным голосом сталаописывать мне прелесть душных тропических ночей, гораздо более влажных инежных, чем здесь.

– Иди со мной, Лестат, – сказала она. – Днемя сплю в песке, а ночью буквально летаю, как если бы у меня и в самом делевыросли крылья. Я не нуждаюсь в имени. Не оставляю следов. Я хочу проникнуть всамое сердце Африки. И превращусь в богиню для своих будущих жертв.

Она подошла ближе, обняла меня за плечи и прижалась губами кмоей щеке. Я отчетливо видел, как из-под полей шляпы сверкают ее глаза. Лунныйсвет ярко озарял ее рот.

Я вздохнул и покачал головой.

– Я не могу, и тебе это отлично известно, –ответил я. – Я точно так же не в силах сделать это, как ты не в силахостаться со мной.

Всю обратную дорогу до Каира я размышлял о том, чтопроизошло и что почувствовал я в эти тяжелые минуты. О том, что знал и о чемпромолчал, когда мы стояли перед статуями-колоссами.

Она была для меня уже навсегда потеряна! Причем давно, многолет назад. Я отчетливо понял это в тот момент, когда вышел из комнаты, гдеоплакивал Ники, и увидел ее ждущей меня на улице.

В той или иной форме все это было высказано давным-давно вподземном склепе башни. Она не могла дать мне то, в чем я так нуждался. И не вмоих силах было превратить ее в ту, кем она никогда не сможет стать. Нопоистине ужасно то, что ей от меня тоже ничего не было нужно!

Она звала меня за собой только потому, что считала себяобязанной сделать это. Быть может, к этому еще примешивались жалость и печаль.На самом же деле единственным, чего она жаждала, была свобода.

Она оставалась со мной и после возвращения в город, но всевремя молчала и ничего не делала.

А я все глубже и глубже погружался в пустоту, онемевший,ошеломленный, зная, что в самое ближайшее время меня ожидает еще один страшныйудар. Я понимал это настолько ясно, что меня охватывал ужас. Она вот-вот скажетмне последнее «прости», и я не в силах это предотвратить. Когда же я потеряюнад собой контроль? Когда не смогу сдержать слезы?

Только не сейчас!

Едва мы зажгли все лампы в нашем маленьком доме, меняохватило буйство красок. Персидские ковры с великолепными цветочнымиорнаментами, балдахины с вплетенными в ткань миллионами крошечных зеркал,сверкающие перья трепещущих крыльями птиц…

Я искал письмо от Роже, но его не было, и внезапно меняохватил гнев. Он обязан был написать мне хоть что-нибудь. Мне необходимо былознать, что происходит в Париже! Однако гнев быстро сменился страхом.

– Что же, черт возьми, творится во Франции? –пробормотал я. – Я должен найти других европейцев, лучше всего англичан,потому что они всегда хорошо осведомлены, у них всегда есть информация. Куда быони ни направлялись, они повсюду таскают с собой любимый индийский чай илондонскую «Таймс».

То, что она стояла при этом совершенно спокойно, приводиломеня в бешенство. Мне казалось, в комнате происходит что-то странное – я вновьощутил те же напряжение и неприязнь, которые почувствовал в подземном склепе,перед тем как Арман начал свой длинный рассказ.

Но она просто собиралась покинуть меня навсегда. Готова былаускользнуть в вечность. И неизвестно, сумеем ли мы когда-нибудь разыскать другдруга!