— Все люди, Спархок, подвержены внезапным приступамотчаяния и тоски, — сказала Сефрения и чуть улыбнулась. — Правда, этоне в характере рыцарей Храма. Большую часть времени вы жизнерадостны и бодры, иисполнены веры в будущее и успех, но порой это до добра не доводит и дажеграничит с умопомешательством. Эти сомнения и угрюмость посланы на нас извне, итеперь они тебя беспокоят.

— Да нет, Сефрения, совсем не меня, — уверил ееСпархок. — Конечно, я не особенно бодр и весел, но, думаю, виной томунепогода. Я говорю об остальных. Келтэн подъехал сегодня ко мне и спросил,почему именно на нас возложена эта нелегкая ноша. Келтэн никогда бы раньше незадал такого вопроса. Обычно его наоборот приходится урезонивать и удерживатьот безрассудных поступков, а теперь, похоже, он готов собраться и повернутьдомой. И вот что интересно, если все мои друзья так себя чувствуют, то почемуне чувствую этого я?

Сефрения задумчиво посмотрела на все еще валивший снег, иСпархок в который раз поразился тому, как она была прекрасна и что на ней небыло отпечатка ее лет.

— Думаю, он боится тебя, — наконец сказалаСефрения.

— Келтэн? Ерунда.

— Нет, не он. Тебя, Спархок, боится Азеш.

— Этого не может быть.

— Я знаю, но все же думаю, что это правда. Почему-то тыобладаешь большей властью над Беллиомом, чем кто-либо другой. Даже Гвериг неимел такой власти над камнем. Вот чего на самом деле боится Азеш. Вот почему онне станет нападать на тебя открыто и старается лишить мужества твоих друзей. Онатакует Келтэна, Бевьера и остальных, но только не тебя.

— А ты? — спросил ее Спархок. — Ты тоже в отчаянии?

— Конечно нет.

— Почему «конечно»?

— Долго объяснять, а нам пора отдыхать. Иди спать, моймилый, и не о чем не беспокойся. Я сама обо всем позабочусь.

На следующее утро они проснулись от уже знакомого им звука.Он был нежным и чистым, и хотя мелодия свирели была минорной, она наполнила ихсердца светом и радостью. Спархок медленно растянул губы в улыбке и растолкалКелтэна.

— У нас гости, — сказал он.

Келтэн быстро сел, нащупывая руками свой меч, но тут услышалзвуки свирели.

— А-а… — ухмыльнулся он. — Давно пора. Я буду радснова видеть малышку.

Они вышли из палатки и огляделись по сторонам. Все еще шелснег, и туман упрямо цеплялся за деревья. Сефрения и Кьюрик сидели у небольшогокостра перед ее палаткой.

— Где она? — спросил Келтэн, вглядываясь в снег.

— Здесь, — спокойно ответила Сефрения, потягиваясвой чай.

— Я ее не вижу.

— Это не обязательно, Келтэн. Главное, что ты знаешь,что она здесь.

— Но это же не одно и то же, Сефрения, — разочарованнопротянул Келтэн.

— И все-таки она добилась своего, — рассмеялсяКьюрик.

— Что? — спросила Сефрения.

— Увела целую команду рыцарей Храма прямо из-под самогоноса эленийского Бога.

— Не говори глупостей. Она не стала бы этого делать.

— Правда? А ну посмотри-ка на Келтэна, ты видишь на еголице что-нибудь еще кроме обожания. Если я смастерю сейчас что-то вроде алтаря,он, пожалуй, преклонит колена.

— Что за чепуха, — смущенно проговорилКелтэн. — Она мне просто нравится, вот и все. Мне хорошо, когда она рядом.

— Уж конечно, — усмехнулся Кьюрик.

— Только не стоит навязывать такие рассужденияБевьеру, — предупредила Сефрения. — Не будем его смущать.

Остальные тоже вышли из палаток с улыбками на лицах. А Улэфпросто хохотал.

На душе у всех было спокойно и радостно, и даже тусклое утроказалось солнечным. Лошади казалось, тоже повеселели и дружно ржали, напоминаяо полагающейся им утренней порции зерна. Спархок и Берит отправились задать имкорма. Фарэн обычно встречал утро взглядом угрюмого неодобрения, но сегодняогромный чалый казался спокойным, даже безмятежным. Он задрал свою морду ипристально разглядывал развесистую березу. Спархок взглянул на дерево и застылот изумления. Дерево было полускрыто туманом, но рыцарь вполне явственноразглядел знакомую фигурку девочки, которая только что разогнала их тоску иотчаяние своей песней радости. Она была в точности такой же, как в первый раз,когда он ее увидел. Малышка сидела на ветке, держа у губ свою пастушью свирель.Венок из травы обвивал ее черноволосую головку. Она, как и раньше, была вкоротком льняном платьице и сидела, скрестив ноги, как всегда перепачканныетравяным соком. Ее большие темные глаза смотрели прямо на Спархока и на каждойщечке было по ямочке.

— Берит, — тихо сказал Спархок. — Посмотри наберезу.

Берит повернулся и взглянул вверх.

— Привет, Флейта, — сказал он девочке на удивлениеспокойно.

Афраэль послала ему короткую приветственную трель ипродолжила свою прежнюю мелодию. Тут туман окутал дерево, а когда рассеялся,вечно юной Богини там уже не было. Однако песня ее все еще звучала.

— Она по-прежнему прекрасно выглядит, правда? —сказал Берит.

— Как она может выглядеть по-другому? — рассмеялсяСпархок.

С этого самого утра дни летели один за другим, и то, чтораньше казалось тяжким походом сквозь снег и туман, теперь превратилось ввеселую прогулку верхом на резвых лошадях. Они смеялись, шутили и совсем необращали внимание на погоду, хотя она не улучшилась и не желала баловатьпутников теплым солнечным лучом. По ночам и утром продолжал падать снег, нооколо полудня снег сменялся дождем, а дождь растапливал снег, упавший ночью,так, что, хотя они ехали по постоянной слякоти, особых сугробов, чтобызатруднить их путь, не было. Время от времени они слышали звуки свирелиАфраэль, доносившиеся из-за туманной завесы.

Несколько дней спустя они взобрались на высокий холм, чтобывзглянуть на свинцово-серый простор залива Мерджука, простиравшимся перед ними,полускрытый туманом и холодным дождем, а на берегу поблизости ютилось множествоневысоких домишек.

— Это, видимо, Элбак, — сказал Келтэн. Он вытерлицо и еще раз пристально посмотрел на небольшой городок. — Однако не вижудыма, — заметил он. — Нет, подождите. Там близко к центру города изтрубы какой-то развалюхи поднимается струйка дыма.

— Может, спустимся туда? — сказал Кьюрик. —Нам все равно нужна лодка.