"Мне все равно, – сказал я. – Я ееобожаю".

"Мона не выросла в доме на углу Первой и Честнат-стрит.Она выросла на Сент-Чарльз-авеню, недалеко от дома Рути, а ее родители уехалижить на плантацию. Произошло убийство. Мона никогда не росла в богатстве".

"Все это мне Мона рассказывала. Да, она не была богата.А что, мне обязательно любить богачку? Кроме того..."

"Ты все время упускаешь главное. Девочке предстоитунаследовать легат Мэйфейров".

"И это тоже она мне рассказала".

"Но, Квинн, как ты не понимаешь? – тетушка гнуласвою линию. – Этот ребенок находится под неусыпным присмотром. НаследиеМэйфейров насчитывает миллиарды. Это как бюджет небольшой страны. Представь,девочка, выросшая в нестабильной семье, получит невообразимое богатство. Нэш,объясните вы. Мону можно сравнить с наследницей английского трона".

"Совершенно верно, – подтвердил Нэш, слегканапомнив мне профессора на кафедре. – Во времена Генриха Восьмогосчиталось предательством ухаживать за молодой Елизаветой или Марией Тюдор, ибоим предстояло наследовать английский трон. Когда Елизавета в конце концов сталакоролевой, те мужчины, что с ней прежде флиртовали, были казнены".

"Вы намекаете, что Мэйфейры могут меня убить?" –спросил я.

"Нет, совсем нет, я пытаюсь сказать, – слово опятьвзяла тетушка Куин, – что они потребуют назад Мону, куда бы она ниотправилась. Ты сам видел. Они были готовы схватить ее и потащить в свойлимузин".

"Нам нельзя было ее отпускать, – сказал я. –У меня самые мрачные предчувствия по этому поводу".

Я взглянул на Гоблина. Он выглядел серьезным и задумчивым, ион смотрел все время прямо, на тех, кто сидел передо мной.

"Когда ты увидишь ее завтра..." – начала былотетушка, но осеклась.

"Завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, –пробормотал я. – Как долго я должен терпеть нашу разлуку? Я хочу прямосейчас отправиться в тот дом и вскарабкаться по плющу к ее окну".

"Даже не думай об этом, дорогой. Господи, зачем мытолько отправились в ту больницу, но откуда мне было знать, что маленькаянаследница окажется в "Гранд-Люминьер"?"

Жасмин вновь наполнила мою тарелку, и я набросился нацыпленка с рисом.

"Сейчас я никому не доверяю, кроме Моны, – сказаля. – Я люблю тебя, ты знаешь, но я влюбился в нее и чувствую, нет, знаю,что больше никогда никого не полюблю так, как полюбил ее. Я знаю!"

"Квинн, дорогой, пора тебе услышать самую неприятную извсех сплетен".

"Я готов услышать что угодно", – сказал я,уплетая за обе щеки.

"Для Моны уже нашли мужа, все согласовано, – мягкопроизнесла тетушка Куин – Это ее родственник Пирс".

"И об этом она мне тоже рассказала", –отозвался я, чуть-чуть покривив душой, и жестом велел Жасмин подлить мне вина.

"А она рассказала тебе, что Пирс приходится ейдвоюродным братом?"

Даже я был шокирован услышанным. Но я ничего не ответил.

"Дорогой, – вздохнула тетушка Куин, – я быхотела немедленно отправиться в Европу, но взять с собою Мону Мэйфейр мы несможем".

"Зато я могу тебя заверить, что без нее не сяду всамолет, куда бы он ни летел".

Ночь предстояла бесконечная, я все никак не мог дождатьсяутра и предчувствовал, что оно тоже принесет страдание. С тетушкой Куин и Нэшемя расстался около десяти вечера, после еще одного несущественного имучительного разговора о семействе Мэйфейров, пообещав им подумать насчетпутешествия в Европу, даже если Мону не отпустят, и пообещав, что если никудане поеду, то приму Нэша в качестве нового учителя.

Последнее обещание далось мне легко. Я сразу полюбил Нэша иповерил его твердым заверениям, что он будет абсолютно счастлив вБлэквуд-Мэнор, если придется остаться здесь жить.

Поднявшись наверх, я обнаружил, что Большая Рамона не спит,окно возле камина распахнуто настежь, и по комнате гуляет резкий ветер. Мыпривыкли спать с включенным кондиционером в такие жаркие ночи, поэтому я слегкаудивился. Меня озадачило и поведение Большой Рамоны: не успел я закрыть дверь,как она вылезла из кровати и пошла мне навстречу, шепча:

"Это Гоблин! Он открыл окно! Говорю тебе как на духу. Ядважды закрывала окно, а он дважды его распахивал. Сейчас он внизу! Взгляни наэкран компьютера. Видишь, что он написал!"

"Ты видела, как двигались клавиши?" – спросил я.

На мониторе светились слова: "СПУСТИСЬ ВНИЗ".

"Еще бы не видеть! Мальчик, ты что, не слушаешь? Явидела, как окно открылось и закрылось! Ты понимаешь, что происходит с твоимГоблином? Он становится все сильнее и сильнее, Квинн".

Я подошел к окну и выглянул на восточную лужайку. Там, всвете прожекторов, стоял Гоблин. На нем была моя привычная для этого часаодежда – длинная фланелевая ночная рубашка – но в ту минуту, разумеется, я былвсе еще полностью одет.

"Квинн, отправляйся на исповедь, – сказала БольшаяРамона, – и расскажи священнику, что ты натворил с этим призраком! Неужелиты не понимаешь, что он послан дьяволом? Теперь я знаю, это он перебил тогдавсе стекла".

Я не стал даже спорить. Спустился вниз, вышел из дома инаправился к кладбищу, где он прогуливался босой, как потерянная душа.

"Ты уезжаешь в Европу с Моной, ты покидаешьменя", – сказал он, едва шевеля губами, но волосы у него на ветруразвевались.

"Я бы никогда тебя не покинул. Поедем со мной, –предложил я, – почему ты не можешь? Не понимаю".

Он не ответил.

"Я волнуюсь из-за тебя, – вслух произнес я, хотя итихо, – беспокоюсь за твои чувства. Ты стал гораздо мне ближе, с тех поркак напал на того громилу. Ты многому за последнее время научился".

И снова никакого ответа. Я попытался скрыть свой страх,напомнив себе, что каким бы развитым он ни стал и какие бы у нас с ним ни былиразногласия, он все равно не способен читать мои мысли.

Что касается меня самого, то я не находил покоя и лишьчастично мог переключиться на Гоблина. Я был чересчур поглощен любовью к Моне,чтобы сосредоточиться на Гоблине. Как это было подло! После стольких лет...Интересно, он догадывался?