Когда он снова открыл глаза, в комнате мерцало утро. Арманстоял рядом, он все еще обнимал его, но выражение его лица было отрешенным исовершенно безмятежным. Неподвижным взглядом он смотрел на лес, который,казалось, придвинулся к самому дому и теперь заглядывал во все окна.

Мариус поцеловал Армана в лоб и присоединился к нему в егозанятии.

Он видел, как светлеет комната; как подоконники озаряютсясветом; как гигантский гобелен начинает играть красками.

Когда я проснулся, было тихо; теплый и чистый воздухпропитался запахом моря.

Что касается времени, то здесь я окончательно запутался.Судя по тому, что у меня кружилась голова, я не спал в течение дня. И не был вкаком-либо надежном убежище.

Вероятно, мы облетели земной шар вслед за ночью или же,скорее всего, двигались хаотично, так как Акаша, наверное, вообще не нуждаласьв сне.

Мне же, очевидно, он все-таки был нужен, но мое любопытствовозобладало над этой необходимостью. И, откровенно говоря, я чувствовал себяужасно несчастным. И мне снилась человеческая кровь.

Я находился в просторной спальне с террасами, выходящими назапад и на север. Я чувствовал запах моря и слышал его шум, но не ощущал нималейшего ветерка. Постепенно я начал осматривать комнату.

Роскошная старинная мебель, скорее всего итальянская,изящная, но в изобилии украшенная, сочеталась с современными предметамироскоши. Я лежал на позолоченной кровати с газовым пологом; ее покрывалипуховые подушки и шелковые драпировки. На старом полу лежал толстый белыйковер.

Туалетный столик был заставлен сверкающими баночками иразличными серебряными безделушками. Я обратил внимание на старомодный белыйтелефон, обитые бархатом кресла, громадный телевизор и полки состереооборудованием; повсюду стояли маленькие полированные столики с газетами,пепельницами, графинами с вином.

Еще час назад здесь жили люди; но теперь эти люди былимертвы. На самом деле на острове было полно мертвецов. Лежа и упиваясьокружающей меня красотой, я мысленно увидел деревню, где мы побывали до этого,вспомнил жестяные крыши, слякоть и грязь. А теперь я лежал в этом будуаре.

Здесь тоже побывала смерть. Ее принесли мы.

Я выбрался из постели, вышел на террасу и посмотрел черезкаменные перила на белый пляж. На горизонте – никакой земли, только слегкаволнующееся море, кружевная пена волн, сверкающая под луной. Я находился встаром обветренном палаццо с покрытыми пятнами оштукатуренными стенами,построенном, наверное, века четыре назад, украшенном лепными урнами ихерувимами. Красивое здание. В других комнатах за зелеными ставнями горелэлектрический свет. Прямо подо мной на террасе располагался небольшой бассейн.

Впереди, там, где пляж изгибался влево, я увидел еще одноизысканное старинное здание. Там тоже погибли люди. Я не сомневался, что этогреческий остров, а вокруг простиралось Средиземное море.

Прислушавшись, я разобрал крики, доносящиеся из-за перевала.Там убивали мужчин. Я прислонился к двери, пытаясь успокоить бешено стучащеесердце.

Меня внезапно охватили воспоминания о бойне в храме Азима –я увидел, как врезаюсь в человеческую толпу и невидимым клинком пронзаю твердуюплоть. Что это было – жажда или же просто вожделение? Я представил себепереплетенные конечности и скрюченные в последней агонии борьбы тела,окровавленные лица.

«Это не я! Я не мог…» Но это был я.

А теперь в воздухе стоял тот же запах костров, что и водворе у Азима, где сжигали трупы. От этого запаха меня тошнило. Я опятьповернулся к морю и как можно глубже вдохнул полной грудью. Если расслабиться,то ко мне явятся голоса со всего острова, с других островов, с материка. Яощущал их присутствие, знал, что они ждут удобного момента, и вынужден былотогнать их подальше.

Потом где-то рядом послышался шум – женские голоса. Ониприближались к спальне. Обернувшись, я увидел, как отворились двойные двери и вкомнату вошли женщины, одетые в простые блузки, юбки и платки.

В пестрой толпе можно было увидеть женщин всех возрастов –от юных красавиц до тучных пожилых матрон и даже совсем хрупких созданий спотемневшей, потрескавшейся кожей и белоснежными волосами. Они расставлялипринесенные с собой вазы с цветами. Вперед с природной грацией неуверенно вышлаизящная женщина с прекрасной длинной шеей и начала зажигать многочисленныелампы.

Запах их крови. Как может он быть столь сильным исоблазнительным, если я не испытываю жажды?

Внезапно они все собрались в центре комнаты и уставились наменя, как будто впали в транс. Я смотрел на них с террасы, а потом осознал, чтоони увидели. Мой рваный костюм, вампирские лохмотья: черный пиджак, белаярубашка, плащ – все в крови.

Да и кожа моя значительно изменилась. Я высох, выглядел, разумеется,мертвецки бледным. Должно быть, мои глаза стали ярче – или же меня обманывалоих наивное восприятие? Когда им прежде доводилось видеть одного из нас?

В любом случае… они походили на сон, эти застывшие на местеженщины с черными глазами и довольно мрачными лицами – даже у полных женщинбыли впалые щеки. Они долго смотрели на меня, а потом поочередно упали наколени. Ну да, конечно же, на колени. Я вздохнул. На их лицах читалосьвыражение людей, оказавшихся за пределами обыденности, – их посетило видение,и ирония заключалась в том, что этим видением был я.

Я неохотно прочел их мысли.

Они видели Святую Мать. Вот кто она для них: Мадонна, СвятаяДева! Она пришла в деревни и приказала вырезать их сыновей и мужей; были убитыдаже младенцы. Они выполнили ее приказ или же следили за его выполнением;а теперь их несла волна веры и радости. Они стали свидетельницами чуда: кним обращалась сама Святая Мать, Древняя Мать, та самая Мать, которая всегдаобитала в гротах этого острова, еще до Рождества Христова, Мать, чьи крошечныескульптурные изображения до сих пор иногда находили в земле.

Во имя Матери они опрокинули колонны разрушенных храмов, ккоторым приезжали туристы; они спалили единственную на острове церковь; палкамии камнями они выбили в ней окна. Сгорели древние фрески. Осколки мраморныхколонн упали в море.

А я – кто я для них? Не просто бог. Не просто избранникСвятой Матери. Нет, здесь что-то другое. Оказавшись в плену их пристальныхвзглядов, я озадаченно пытался разгадать эту загадку, испытывая отвращение к ихубеждениям, но одновременно находясь во власти чар и страха.