Сквозь эту боль прозвучал голос.

- Я заставлю боль прекратиться. Подчинись, и боль уйдет.

Этому голосу я ответила несогласным воплем, но такой типболи рано или поздно способен сломать. Рано или поздно, ты просто скажешь «да»,«да что угодно», только бы она прекратилась.

Я смутно чувствовала шершавость ковра на полу подо мной. Язнала, что корчусь на нем от боли, но все остальные ощущения съедала боль.Зрение затуманилось, показывая мне лишь смазанные, отрывочные образы, словноболь застилала глаза. Чьи-то руки пытались удержать мое тело на месте, но ононе могло лежать смирно. Для этого ему было слишком больно.

Голос в моем сознании произнес:

- Отпусти, и тебе станет хорошо. Просто отпусти. Смирись…Они тебе никто; отдай их мне, Анита. Отпусти их.

Я уже даже не понимала, о ком она говорит. Не осталосьничего, кроме боли, но какая-то часть меня не поддавалась. Ощущение было такое,словно под моей кожей все превратилось в огонь и теперь пыталось прожечь путьнаружу.

Чьи-то руки удерживали меня, и их было достаточно много,чтобы почувствовать. Руки были крепкими и реальными, и казались лучиком маяка вморе боли. Я чувствовала эти руки, чувствовала их реальность. А значит… Свет,обжигающий свет, солнечные лучи слепили мне глаза, и я горела.

Я закричала, но тут что-то накрыло мои губы. Поцелуй… и вэтом поцелуе чувствовался сладкий, мускусный привкус леопарда. Мой собственныйлеопард встрепенулся, почуяв этот запах. Солнце теплое и хорошее, оно вовсе необжигает. Я воспряла вместе со зверем Мики, и два черных, покрытых шерстьюсоздания закружились в танце, поднимаясь наверх, к свету. Боль ушла, едва явспомнила о мехе и когтях, зубах и мясе. Я вовсе не была вампиром. Меня она немогла сжечь. Ее сила действовала только на мертвых. Мне напомнили, что я, вотличие от них, очень даже жива.

Я заморгала в лицо Мики, нависавшее в нескольких сантиметрахот моего. Он лежал на мне, обхватив мое лицо руками. Я не могла повернутьголовы, чтобы увидеть, кто прижимал мои руки и ноги к полу, но рук было оченьмного. Я чувствовала волка, гиену и человека. Прежде, чем посмотреть на тех,кто меня держал, я принюхалась. Мика пристально изучал мое лицо своимилеопардовыми глазами.

- Анита? - позвал он, и в интонации его был вопрос.

- Я здесь, - прошептала я.

Тогда Мика сполз с меня, и я увидела Эдуарда, сидевшего намоей правой руки. Олаф держал правую ногу, Ремус - левую. Левую руку держалГрэхем. Я повернулась к ним и сказала:

- Можете уже отпустить меня.

- Пока нет, - произнес Эдуард. Тут я увидела, что онудерживал одну мою руку весом всего своего тела. Интересно, сколько емупотребовалось усилий, чтобы держать меня?

- Казалось, что ты вот-вот перекинешься, - сообщил Ремусслева.

- Если на очереди еще какой-то зверь, то нам не стоит тебяотпускать, - сказал Олаф. Здоровый мужик, размером с Грэхема в звериной форме,был настроен весьма серьезно. Наверное, даже Олафа впечатлила моя физическаясила. Что же я тут натворила?

Мне хотелось поспорить, но выражения окружавших меня лиц казалисьнапуганными, или, по крайней мере, впечатленными. Причем в отрицательномсмысле. Что бы я ни сказала, положения дел это не исправит, но мне все равно ненравилось лежать на полу в орлиной позе, когда меня держат беспомощной прямо всередине сражения.

- Наши слуги сразились, Жан-Клод, и мой все еще стоит наногах.

- Но выиграла ma petite, Коломбина. Она сумела противостоятьсиле Джованни. Несмотря на всю причиненную ей боль, она не позволила тебеотнять у нее вампиров. Они все еще мои. Ты не можешь кормиться от них, какпланировала.

Я смогла повернуть голову так, чтобы увидеть Жан-Клода насцене, но Колумбина была вне поля зрения, я слышала только ее голос. Мненеобходимо стоять рядом с ним. У меня возникло нехорошее предчувствие. Онословно повисло в воздухе.

- Кое-кто выступил вне очереди, - произнесла Коломбина.

- Я почувствовал твою силу, Коломбина, почувствовал, как онасвязывает их в огромное пламя, призванное накормить твою силу. Мне не нужнынамеки, чтобы понять, что ты собиралась сделать. Ты можешь захватить остальныхвампиров и создать из их сил одно огромное оружие.

- Да, - просто ответила она.

- Но ma petite не позволила тебе создать из этих маленькихвампиров армию, источник твоей силы. Что ты теперь будешь делать, раз не можешьпобедить этим способом? - В то же время его голос прошептал в моем сознании:«Хотелось бы, чтобы ты была рядом, ma petite».

- Стараюсь, - прошептала я. - Пустите меня, ребята.

Сила волной прокатилась по церкви. Ее целью было разжечьсомнения… нет, кормиться от них. Я встречала вампиров, которые могли питатьсяпохотью или страхом, но не сомнением. Господи боже мой, а она кормилась. Болеетого, она была способна его вызывать, как и те вампы, что кормились похотью истрахом. Я внезапно преисполнилась уверенностью в том, что мы проиграем. Всеумрут, а я ничего не могу с этим поделать.

- Господи, - почти что простонал Ремус. Он обхватил головуруками. Эдуард с Олафом казались меньше всего подверженными действию этой силы.Мика потянулся ко мне. Я позволила ему заключить меня в объятья, и утонула всиле его тела, но сомнение все равно никуда не исчезло. Оно душило меня. Людикричали, многие умоляли прекратить это. Я слышала, как кто-то закричал:

- Что-угодно, только остановите это, остановите!

Существовало больше одного способа выиграть эту схватку.

К нам подполз Натаниэль. Он потянулся ко мне, не поднимаяголовы. Я прикоснулась к его руке, и всплеск силы отбросил в сторону сомнения.Он поднял лицо и посмотрел на меня своими прекрасными глазами. Его лицоосветилось, словно солнце выглянуло из-за тучки.

- Я верю в тебя, - сказал он.

Я притянула его к нам с Микой.

- Ты заставляешь меня верить в себя.

Как и раньше, прикосновение Натаниэля избавило меня отсомнений. Его непоколебимая уверенность держала нас в безопасности от Коломбины.Даже находясь с ней в одном помещении, я была избавлена от нагоняемых еюсомнений уверенностью Натаниэля, которую тот передавал мне.

К нам подполз Дамиан. Очевидно, сомнения частично охватилиего, но ведь он вампир. Пламенная иллюзия сгорания в лучах солнца коснулась иего. Я чувствовала его боль, и боль эту удваивало воспоминание о том, как еголучший друг сгорел на солнце. Его связь со мной позволяла Дамиану не сгорать насолнечном свете, но он испытывал такой ужас к этому свету, что не мог насладитьсяэтой возможностью. Солнечный свет означал смерть, остановку, конец истории. Онпомнил, как кожа его друга черными лохмотьями слезала с него на жарком летнемсолнышке. Натаниэль ухватил Дамиана за запястье, а я за руку, и мы подтащилиего к себе. Как только мы до него дотронулись, он вздрогнул, но поднялперечеркнутое дорожками слез лицо.