– Вы их не любите, я вижу… – усмехнулся Сварог.

– Презираю, вот и все. Они которое тысячелетие стремятсябыть владыками, совершенно не представляя, что им в этой роли делать. Аделать-то и нечего! Остается гордо парить за облаками, старательно выпалываявнизу все, что способно в будущем усилить землю. Знаете, отчего они пять тысячлет так старательно сохраняли в неприкосновенности прежний язык, на которомговорили до Шторма? А когда внизу появилась письменность, позаботились, чтобы иалфавит остался прежним? Да потому, что овладение новым языком, изменение егосулит прорыв в новые области магии, а это им решительно ни к чему. Но онинедооценивают людской изобретательности, а я на нее насмотрелся на своем веку.Лазейка обязательно отыщется, там, где и предполагать нельзя…

Он говорил что-то еще, Сварог слушал плохо – чересчур былвзволнован. Короля следовало убить, иначе отсюда не вырваться. Взять и убитьпосреди разговора – а это не так просто, хоть и успел привыкнуть ко многому.Обыкновенный человечишка, препустой, ничего от демонического чудища – потому-тои жалко его, потому-то он и страшен…

Чтобы решиться, Сварог подумал о тех, кто сидел у него заспиной, о каждом по очереди. Стиснул зубы, заводя себя. Они, каждый поотдельности и все вместе, были в тысячу раз ценнее зажравшегося пустоцвета, почистой случайности сумевшего посреди сотрясавших планету катаклизмов ухватитьодин-единственный выигрышный билет. У Сварога была цель. И она, как бы никривились гуманисты, оправдывала средства. Те мушкетеры, охранявшие королевскийавтомобиль, те егеря, что попали под пулемет, представления не имели, чтоугодили пешками в чужую жестокую игру. Уж они-то были во всех отношениях лучшеФаларена, но их нельзя было не убить… Пора решаться. А История, как давноподмечено, вновь соврет по своему обыкновению. Наведет глянец, побрызгаетдухами, летописцам нет дела до погибших пешек и лирических пустяков вроде «внутреннегоборения». Летописцы имеют дело с результатом. Пресловутым итогом.

– Вы меня не слушаете, барон?

– Каюсь, ваше величество, каюсь… – сказал Сварог. –Простите тысячу раз, но я рискнул бы все же просить вас позволить нам идтисвоей дорогой. Для вас смысл жизни состоит из забав, но в остальном миреобстоит как раз наоборот…

– Вы что, белены объелись? – Голос короля стал резким,холодным. – По-моему, все решено. Мне очень интересно понаблюдать, чтопроизойдет дальше с Глазами Сатаны, как они будут двигаться. Сюда они непройдут, на границе возведена роскошная серебряная стена, в которую они иуткнулись… Вы же выразили полную покорность? С чего вдруг…

– Пока вы забавляетесь игрушками, гибнут люди, – сказалСварог. – Можете вы это понять? Мыслить, как взрослый человек?

Он нагло нарывался. И король гневно выпрямился, хлопнулладонью по широкому подлокотнику, вскочил. Сановников враз покинула соннаяодурь. Вряд ли в этих стенах с королем когда-нибудь разговаривали столь дерзко.Прямо-таки клокоча, как перекипевший чайник, Фаларен, шурша и шелестя бесценноймантией, прошелся взад-вперед у стены. За спиной лязгнуло – это Мара выхватиламеч, чуть присела, разведя руки, готовая играть вторую скрипку в любом концерте.Король кипел. Видимо, ему никогда не давали отпора, и он плохо представлял, чтоследует делать, чтобы гнев выглядел по-королевски достойно.

– Положительно, такой наглости… – протянул король неожиданнотонким голосом, огляделся, честное слово, растерянно, словно проверяя, у себяли он в тронном зале. – Вы полагаете, вашим мнением будутинтересоваться? – Голос креп, набирая уверенность. – Или плохопредставляете, что такое моя воля? – Его глаза стали страшными. – Явам напомню, с кем вы…

Сварог метнул топор, и время остановилось. Доран-ан-Тег,туманный свистящий круг, неимоверно долго плыл к замершему в немом удивлениикоролю, чуть вскинувшему руку не забытым за тысячелетия инстинктивным жестом,застыли в креслах сановники, весь мир оцепенел, рубин в навершии топораописывал зловещие алые кручи, и на лице короля изумление так и не успелосмениться страхом…

Отсеченная голова в серебряной митре покатилась по полу,кровь взлетела фонтаном, темная на пурпуре, и тело, сделав шаг, шумногрохнулось у трона. Рукоять топора, вернувшегося к хозяину, больно ударилаСварога по скрюченным пальцам. Он не почувствовал боли, вперившись взглядом вугасающие глаза самого древнего на планете короля. В голове вертелось – никомуне может везти до бесконечности…

Огляделся. Его орлы оказались на высоте – Мара с Шедарисомприставили клинки к груди сановников, а остальные развернулись полукольцом соружием наготове. Механически переставляя ноги, Сварог подошел и поднял с поламитру. Изумительная работа, каждая чешуйка видна…

Побуждение было внезапным, оно не схлынуло, и оттого к немукак-то моментально удалось привыкнуть. В конце концов, случались вещи идиковиннее. Сварог надел митру, оказавшуюся ему самую чуточку великоватой из-закороткой прически, повернулся к присутствующим и спросил:

– Кажется, это называется ваганум?

Пол вдруг косо вздыбился под ногами – казалось, накренилсявесь замок, – вернулся на место, дернулся вверх, и Сварогу показалось, чтоон стоит на исполинской патефонной пластинке, вращавшейся тяжело, грузно.Сквозь акварельно-прозрачные краски ближайшего витража видно было, как за окноммедленно проплывают справа налево низкие холмы – это замок вращался вокруг оси.И тут же все кончилось. Замок остановился. Мелодичный звон волнами поплыл позалу, затекая во все уголки. Это из-под другой арки, в противоположной стене,входили шеренгой золотые истуканы, напоминавшие экзотические рыцарские доспехи.Позвякивая при каждом шаге, они, прошествовали на середину, четко повернулисьчерез левое плечо со сноровкой вымуштрованных гвардейцев и замерли лицами кСварогу. Лиц, правда, не было, забрала опущены.

– Ну, и что это означает? – спросил он громко.

– Слуги приветствуют вас, ваше величество, – сказалсановник постарше. – Особенного страха на его лице не было. – Зналивы заранее или нет, это уже неважно… У вас на голове не обычная корона.Когда-то, в незапамятные времена, король сделал несколько предметов,приспособлений и устройств, облегчавших ему управление своими владениями. Тогдаон, по его меркам, был совсем молод и не потерял интереса к творчеству,переделкам и усовершенствованиям. Потом он ко всему этому остыл и непредпринимал ничего, что можно было бы назвать крупными усовершенствованиями…

– Увлекшись борьбой со скукой? – сказал Сварог.

– Можно это и так назвать. Из-за давнего заклятья корольрешил, что он в полной безопасности, а потому не придумал ничего, чтовоспрепятствовало бы переходу его достояния в чужие руки…

– А не безопаснее ли прикончить эту парочку без особыхдискуссий? – деловито перебила Мара. – Кто их знает, что за пташки.

– И с кого они кожу драли, – мрачно поддержал Шедарис,озирая осиротевших царедворцев без всякого доверия. – Мертвый, известно,не кусается…