Опершись на хлипкую ограду, Ахин и Диолай лениво разглядывали сад. Несмотря на то, что он практически весь порос сорняком, в нем до сих пор замечалась заботливая рука хозяйки. Даже жалко, что скоро все ее старания канут в небытие.

— Если она голодна, мы могли бы просто дать ей немного вяленого мяса, — проворчал Диолай, похлопав по туго набитому мешку.

— И как ты себе это представляешь? — хмыкнул одержимый. — Пожилые люди в принципе не могут разжевать эту подошву, даже если они не парализованы.

— Ну и хорошо. Значит, маленького шматочка надолго хватит.

Ахин посмотрел на ночное небо. Самый темный час подходил к концу. Луна устало поливала землю остатками призрачного серебра, звезды медленно блекли, а на востоке уже показалась бледная синева.

— Значит, они тут без знахаря сейчас, — произнес Диолай, указав подбородком на заброшенный сад.

Одержимый пожал плечами. Разговаривать не хотелось, но он все же ответил:

— Староста сказал, что при необходимости они посылают в Камиен за лекарем.

— Это неудобно. Долго. И дорого.

— Кажется, жители Бирна не бедствуют, — усмехнулся Ахин. — И теперь еще очень долго не будут испытывать в чем-либо нужды.

— Ты же знаешь, что побрякушки не будут разделены между всеми поровну, — Диолай вздохнул, вспомнив печальное расставание с мешком золотых украшений. Тяжесть той ноши теперь казалась ему даже приятной.

— Это уже не наше дело. Пусть выполнят условия сделки, а остальное неважно.

— Да, неважно. Конечно. Неважно, — пробубнил сонзера, барабаня пальцами по хлипкой оградке. — Но хотелось бы, чтоб хоть часть пошла на что-нибудь полезное. Например, можно было бы пригласить в Бирн толкового знахаря на постоянное житье и при порядочном жаловании. Только не в этот разваливающийся сарай на окраине, а в нормальный дом с большой лабрудори… лабиринтори… ла-бо-ра-торией.

«Хорошая мысль. Правильная», — Ахин подозрительно посмотрел на него:

— Я думал, что ты предпочитаешь тратить деньги только на себя.

— Предпочитаю, — кивнул Диолай и гневно рубанул ладонью воздух: — Но я терпеть не могу, когда другие тратят деньги на себя! Это подло! Так что пусть староста со своими прихвостнями пустит наше золото на благие дела.

— А тебе, значит, тратиться на благие дела не нужно?

— Я жертва несправедливости нашего мира, — сонзера сокрушенно покачал головой. — А если разумное существо может чем-то помочь несчастной жертве, то оно должно помочь. Получается, имей я деньги, я был бы просто обязан потратить их на себя. Так восстанавливается справедливость.

— Справедливость, ага, — одержимый решил просто согласиться, ему не хотелось спорить и пытаться что-то объяснить Диолаю. Все равно бесполезно. — Я тебя понял.

Аели выскочила из дома знахарки и побежала в сад.

— У нее пролежни на спине, я приготовлю мазь, — на ходу пояснила она.

— А ты умеешь?

— Илакая научит.

Саалея торопливо ходила среди растений, ища в зеленом однообразии хоть какие-то признаки того, что ей нужно. Кажется, предрассветный полумрак ей нисколько не мешал. Покопавшись в очередных зарослях сорняка, она удовлетворенно хмыкнула и принялась отщипывать лепестки с каких-то цветов. Одержимый отметил про себя, что никогда не видел подругу такой увлеченной. Ее красота вновь приобрела новые оттенки, пока она сосредоточенно занималась своим делом и… улыбалась. Да, Аели выглядела счастливой.

Нарвав пястку лепестков, саалея побежала обратно в дом. Ахин проводил ее взглядом.

— Илакая научит, — задумчиво повторил он. — Новый знахарь в Бирн, говоришь?..

«Похоже, что Аели это нравится. Она могла бы остаться здесь, учиться врачеванию и помогать другим. Илакая может дать ей то, чего не могу я, — спокойную жизнь и благородное занятие. Больше никаких сумасшедших побегов, опасности и лишений. Она заслуживает лучшего».

— А ведь бабка могла бы взять ее в ученицы! — внезапно воскликнул Диолай, вцепившись в плечо одержимого. — Вот это мысль! А? Смекалка!

— Хорошая мысль, — согласился Ахин.

Говорить о том, что он и сам об этом думал, одержимый не стал.

— Но не опасно ли это для нее? — тут же помрачнел сонзера.

— Она очень похожа на человека. К тому же здесь о саалеях разве что слышали. Никто даже не заподозрит в ней порождение Тьмы, если она будет тщательно прятать покрытые чешуей части тела под одеждой.

— Таких красивых людей не бывает, — возразил Диолай. — А еще разрез глаз, необычный цвет волос, язык…

— Если кто-то и заметит нечто странное в ее внешности, то староста Орин охотно подтвердит, что она обычный человек.

— Но… — на лице сонзера проступило понимание: — А-а-а… Ну да. Подтвердит. Еще бы этот жадный хрыч не подтвердил! Мы ж его с потрохами купили! — он самодовольно ухмыльнулся: — Значит, я все-таки здорово придумал!

«Вот только согласятся ли Аели и Илакая?» — нахмурился Ахин.

Тишина неторопливо подползла к дому знахарки и обвилась вокруг него, медленно оседая на землю. Одержимый физически ощутил ее тяжесть на плечах. Но это было даже приятно. Проведя несколько недель в безостановочном бегстве, слушая свое сбитое дыхание, шум крови в ушах и подшаркивающие шаги нежити за спиной, Ахин совсем забыл, какое удовольствие можно испытать, просто постояв в тишине.

Скрипнула дверь, юноши синхронно повернули головы. Вышедшая на порог дома Аели махнула им рукой и растворилась в темном прямоугольнике дверного проема.

— Иди один. Поговори с ними, — пробормотал Диолай, выковыривая ногтями щепки из ограды. — А то я снова сболтну чего-нибудь.

Сонзера тоже сильно изменился за последнее время. Причем в лучшую сторону, чего нельзя сказать об одержимом. Хотя, возможно, Диолай всегда был таким.

«Просто я старался не обращать на него внимания. Наверное, зря».

Войдя в дом, Ахин не без удовольствия отметил, что противные примеси почти исчезли из витающего в воздухе аромата трав. И сама Илакая выглядела намного лучше. Она была укрыта относительно свежим одеялом, которое саалея достала из вывороченного из-под кровати огромного сундука с бельем. Грязное тряпье лежало в дальнем углу.

Аели кормила знахарку с ложечки, опустившись перед кроватью на колени. И вновь, увидев саалею в столь непривычной обстановке и ситуации, Ахин испытал то очень приятное чувство, которое невозможно не замечать. Зато можно продолжать обманывать себя.

— Получилось? — севшим голосом спросил одержимый, указав взглядом на ступку, стоящую на столе. На ее стенках остались следы маслянистой мази.

— Плохо размяла, — недовольно поморщилась половиной лица Илакая. — Сок только выдавила, а волокна почти целые остались.

— У меня и так чуть рука не отвалилась, — прохныкала саалея.

— Но не отвалилась же. Значит, можно было довести мазь до нормальной консистенции.

— Я даже не знаю, что такое консистенция… И ты не жаловалась, пока я втирала лекарство тебе в спину.

— Может, потому что я