Раз уж “Канон Жёлтого источника” считается в цзянху одним из самых таинственных трактатов по боевым искусствам, полагаю, он должен быть в обложке из жёлтого атласа, в коробке из сандалового дерева, покрытого надписями золотым лаком, и спрятан в надёжном месте. Он никак не мог оказаться здесь.

Фан Добин уставился на друга.

— Откуда ты знаешь, что он в обложке из жёлтого атласа, в коробке из сандалового дерева…

— Так должно быть по логике вещей, — с серьёзным видом заявил Ли Ляньхуа.

— Что за ерунда…

Ли Ляньхуа подобрал жёлтую книжицу.

— Почерк, которым она написана, ужасен, бумага отвратительного качества, да к тому же человеческие фигуры нарисованы криво и уродливо. Скорее всего, это не “Канон Жёлтого источника”. Этот “Канон” такой уникальный, разве он может так выглядеть?

— Звучит логично, но только… — начал было Фан Добин.

Ли Ляньхуа поднял руку и со смехом сказал:

— А раз это не “Канон”, то какое нам с тобой до него дело?

Брошенная Ли Ляньхуа, книжица описала дугу, упала прямо в доменную печь и с хлопком воспламенилась.

Фан Добин вскрикнул, он уже был почти уверен, что это и есть “Канон Жёлтого источника”, но Ли Ляньхуа настаивал, что нет, а теперь и вовсе сжёг его! Швырнув книгу в огонь, он даже не взглянул на неё.

— Сейчас важнее передать Хуа Жусюэ задержанного Янь Цинтяня, нам с тобой пора отправляться в путь.

Фан Добин согласно покивал, и пошёл рука об руку с другом.

После того, как друзья ушли, жёлтая книжица, сгоревшая в печи до неузнаваемости, постепенно превратилась в пепел. В языках пламени на каждой испепелённой странице отчётливо проявились слова “Канон Жёлтого источника”.

 Глава 53. Женский дом

Шелестящие на осеннем ветерке, багряные листья горы Сяншань* издревле привлекали людей своим очарованием, а к сегодняшнему дню “Прекрасный гость Сяншани” убрал опавшие листья и сломанные ветки, отчего гора заалела ещё ярче и торжественнее, своим видом даруя наслаждение и отдохновение для души.

Сяншань — Благоухающая гора

Этой осенью “Прекрасный гость Сяншани” Юй Лоучунь за свой счёт пригласил друзей полюбоваться красными листьями клёнов на пиршество под названием “Гора в багрянце”. Юй Лоучунь был другом Цзинь Маньтана, и если Цзинь Маньтан слыл самым богатым человеком в цзянху, то Юй Лоучуня можно было считать вторым, поэтому приглашённые им, разумеется, выделялись из толпы: например, “Танцующий демон” Мужун Яо, или “Помешанный на вине” Гуань Шаньхэн, или “Учащийся до седин” Ши Вэньцзюэ, или “Морозный выстрел” Дунфан Хао, или “Стих из одного слова” Ли Дуфу, и так далее. Талант Мужун Яо к танцам можно было назвать лучшим в Поднебесной, Гуань Шаньхэн не имел себе равных в распитии вина, Ши Вэньцзюэ, естественно, мог процитировать больше всего книг, Дунфан Хао был самым метким стрелком из лука, а Ли Дуфу лучше всех писал стихи. Эти гости были самыми выдающимися из всех необычных людей цзянху, но был среди них и Ли Ляньхуа, которого позвали для круглого счёта — Юй Лоучунь пригласил на пир его вовсе не потому, что он обладал какими-либо несравненными навыками, а в благодарность за выяснение обстоятельств загадочной смерти Цзинь Маньтана.

И пусть гости не походили друг на друга внешне — здесь собрались и старые, и молодые, красивые и уродливые, различные ростом, но все они были мужчинами, а мужчинам нравятся женщины, поэтому Юй Лоучунь разместил своих гостей в одном несравненно прекрасном месте у подножия горы Сяншань — и место это называлось “Женский дом”.

“Женский дом”, как следует из названия, представлял собой ряд зданий со внутренними двориками, где находилось множество женщин, иначе говоря, это место было борделем. Однако этот бордель значительно отличался от всех прочих, здешних женщин выбирал лично Юй Лоучунь, в соответствии со своими вкусами ко всему “самому лучшему”: каждая красавица являлась мастерицей своего дела и не имела себе равных в игре на флейте, или в игре на цине, или в вышивании, поэтому обычному мужчине невозможно было приблизиться к ним, иначе как если бы хозяин разглядел в нём что-то — в противном случае, простой человек не смог бы шагнуть за порог… нет, не смог бы даже приблизиться к воротам “Женского дома”. Женщины здесь никогда не проводили ночь с посетителями, и лишь по собственному желанию пили с гостями, пели им, катались на лодках и сопровождали в прочих вульгарных времяпровождениях.

Ли Ляньхуа с прямой спиной сидел в этом “Женском доме”, слева от него Ши Вэньцзюэ — против обыкновения, сегодня этот книжный червь выглядел опрятно, на его одеждах не было ни пятнышка грязи, говорят, несколько дней назад он ходил сдавать экзамен, но неизвестно, прошёл ли его; а справа — человек, крайне не похожий на Ши Вэньцзюэ, в высоком головном уборе и золотом халате с поясом из кожи питона, прекрасный наружностью, со слегка припудренным и нарумяненным лицом и накрашенными алым губами. Если бы другой мужчина так накрасился, все несомненно почувствовали бы омерзение, однако этот человек выглядел невероятно обольстительно и обладал особой утончённостью, вовсе не вызывая отвращения — это был Мужун Яо. Рядом с ним сидел Гуань Шаньхэн — ростом в восемь чи, весом около двухсот пятидесяти цзиней, он казался огромной бочкой. Говорят, его младший брат по имени Гуань Шаньюэ, тем не менее — привлекательный и элегантный молодой господин, но кто знает, правда это или ложь. Дальше сидел худой как скелет человек в чёрном, фаланги его пальцев казались железными, кожа загорела дочерна, но блестела — всем обликом он напоминал железную стрелу — разумеется, это был Дунфан Хао. И наконец человек с бородкой клинышком, в сине-зелёном платье образцово традиционной наружности, с заткнутой за пояс трёхцуневой писчей кистью из козьего волоса, звался Ли Дуфу.

А сидевший рядом с Ши Вэньцзюэ был одет в простую и скромную одежду, пусть и без заплаток, но заметно, что носилась она долго — именно такое поношенное, но элегантное платье учёного-философа нравилось многим состоятельным образованным людям. Он был не стар, лишь немного за сорок, с аккуратно причёсанными чёрными волосами, благовоспитанной наружности, а на мизинце правой руки носил яшмовое кольцо — и только одно это исключительно дорогое колечко выдавало, что его обладатель — владелец несметных сокровищ. То был “Прекрасный гость Сяншани” — Юй Лоучунь.

Все эти люди, разумеется, собрались вместе ради пиршества, но вино и кушанья ещё не подали. Юй Лоучунь только закончил приветственную речь и хлопнул в ладоши — тут же из глубины пышно украшенного, засаженного