Она молчала с минуту, болтая ногами в воде. Потом встала,взяла меня за руку, помогая подняться.

— Думаю, ты прав. Я скажу ему, что если он всерьёзвоспринимает наши отношения, то должен взять паузу до Четвёртого июля.

Теперь, когда она приняла решение, её глаза вновь засияли.

— У меня будет время до конца семестра плюс месяц летнихканикул. Он завершит турне, отыграет концерт в Коровьем дворце и на досугесумеет подумать, действительно ли порвал с Блондинкой, как сам сейчас считает.Тебя это устроит, дорогой отец?

— Более чем.

— А вот и наш кофе. Следующий вопрос: как долго нам придётсяждать завтрак?

На позднем завтраке Уайрман не появился, но зарезервировалресторанный зал в «Ритце» с восьми до десяти часов. Я, понятное дело, сидел воглаве стола. Собралось больше двух десятков человек, в основном друзья иродственники из Миннесоты. Такие события запоминаются надолго, участникиговорят о них десятилетиями, отчасти потому, что видят так много знакомых лиц вэкзотической обстановке, отчасти из-за высокого эмоционального накала.

С одной стороны, не вызывал сомнений успехпарня-из-нашего-города. Они почувствовали это ещё на выставке, и их ощущенияподтвердили утренние газеты. Рецензии в «Сарасота геральд трибьюн» и «Венисгондольер» были доброжелательными, хотя и короткими. Статья Мэри Айр в «Тампатрибьюн», наоборот, занимала чуть ли не целую страницу и была очень лиричной.Большую часть Мэри наверняка написала заранее. Она назвала меня «великим новымамериканским талантом». Моя мама (она всегда любила поворчать), сказала бы: «Добавьещё десятицентовик — и можешь с чистой совестью подтереть жопу». Разумеется, стех пор прошло сорок лет, и тогда купить на десятицентовик можно было кудабольше, чем сейчас.

С другой стороны, все помнили об Элизабет. Некрологи ещё непоявились, но в «Тампа трибьюн» на одной странице с рецензией Мэри Айрразместили в чёрной рамке крошечную, из двух абзацев, заметку под заголовком:«С ИЗВЕСТНОЙ ПОКРОВИТЕЛЬНИЦЕЙ ИСКУССТВ СЛУЧИЛСЯ УДАР НА ВЫСТАВКЕ ФРИМАНТЛА».Далее перечислялись только факты: у Элизабет Истлейк, многие годы игравшейважную роль в культурной жизни Сарасоты и проживавшей на Дьюма-Ки, вскоре послеприбытия в галерею «Скотто» начался судорожный припадок, и старушку отвезли вМемориальную больницу. К моменту подписания номера в печать сведений о еёсостоянии в редакции не было.

Миннесотские гости знали, что в ночь моего триумфа умердорогой мне человек. Поэтому за добродушными шутками и взрывами смеха обычноследовали взгляды в мою сторону: вдруг я осуждаю чрезмерное веселье. К половинедесятого съеденная яичница свинцовой чушкой лежала в моём желудке, и у меняразболелась голова — впервые чуть ли не за месяц.

Извинившись, я поднялся наверх. В моём номере, пусть я там ине ночевал, оставалась сумка, которую я взял с собой, уезжая из «Розовой громады».В мешочке с бритвенными принадлежностями лежали несколько пакетиков с зомигом,лекарством от мигрени. Зомиг не приносил мне пользы, если голова ужераскалывалась, но обычно помогал, когда головная боль только набирала обороты.Я высыпал в рот содержимое пакетика, запил колой из бара-холодильника и уженаправился к двери, когда увидел мигающую лампочку на автоответчике. Решил необращать внимания, но тут до меня дошло, что сообщение мог оставить Уайрман.

Как выяснилось, сообщений набралось полдюжины. Первые четыреоказались поздравительными, и они падали на мою больную голову, как градины нажестяную крышу. Поэтому, когда зазвучало сообщение Джимми (четвёртым по счёту),я нажал нужную кнопку, чтобы поскорее перейти к следующему. При таком самочувствиихотелось обойтись без восхвалений.

Пятое сообщение действительно оставил Джером Уайрман. Голосзвучал устало и ошарашенно: «Эдгар, я знаю, что ты выделил два дня на семью идрузей, и мне ужасно не хочется просить тебя об этом, но не могли бы мы встретитьсяв твоём доме во второй половине дня? Нам нужно поговорить. Действительно нужно.Джек ночевал здесь, в „Эль Паласио“ — не хотел оставлять меня одного. Онпотрясающе хороший парень. Мы встали рано, отправились на поиски краснойкорзинки, о которой она говорила, и… что ж, мы её нашли. Лучше поздно, чемникогда, верно? Она хотела, чтобы корзинка досталась тебе, поэтому Джек повёзеё в „Розовую громаду“. А там обнаружил, что дверь не заперта, и, послушай,Эдгар… в доме кто-то побывал».

Тишина на линии, но я слышал его дыхание. А потом:

«Джек сильно испугался, но и ты готовься к шоку, мучачо.Хотя, возможно, ты уже представляешь себе…»

Послышался звуковой сигнал, потом пошло шестое сообщение. Оттого же Уайрмана, только теперь разозлённого — и голос у него стал болеепривычным.

«И какой гад придумал ограничивать сообщения по времени!Chinche pedorra![163] Эдгар, мы с Джеком едем в „Эббот-Уэкслер“. Это… — пауза,— …похоронное бюро, которое она выбрала. Я вернусь к часу. Ты обязательнодолжен подождать нас, прежде чем входить в дом. Там ничего не украдено, ничегоне разгромлено, но я хочу быть с тобой, когда ты заглянешь в эту корзинку икогда увидишь, что оставлено в студии наверху. Мне не нравится напускать туманзагадочности, но Уайрман не будет наговаривать такое на плёнку, которую можетпрослушать, кто угодно. И вот что ещё. Позвонил один из её адвокатов. Оставилсообщение на автоответчике. Мыс Джеком в это время были на грёбаном чердаке. Онсказал, что я — единственный наследник. — Пауза. — La loteria. — Пауза. — Яполучаю всё. — Пауза. — Что б я сдох».

Сообщение закончилось.

Я нажал кнопку с нулём, чтобы соединиться с телефонисткойотеля. После короткого ожидания получил от неё номер «Похоронного бюроЭббота-Уэкслера». Позвонил. Ответивший робот предложил на удивление широкийспектр похоронных услуг («Если вам нужен выставочный зал гробов, нажмите цифрупять…»). Я ждал (в наши дни возможность поговорить с реальным человеком всегдапредоставляется последней — это награда для тех баранов, которые не владеюттехнологиями двадцать первого века) и думал о сообщении Уайрмана. Незапертаядверь? Неужели? «Розовая громада» мне не принадлежала, но я с юных лет привык ктому, что к чужой собственности следует относиться с особым почтением. То естьпрактически не сомневался, что, уходя, запер дверь. И если внутри кто-топобывал, почему её не взломали?

На мгновение я подумал о двух девочках в мокрых платьях(маленьких девочках с разложившимися лицами, которые говорили скрипучим голосомракушек под домом) и, содрогнувшись, выпихнул этот образ из головы. Это лишьплод воображения, галлюцинация, вызванная перенапряжением. И даже если они небыли галлюцинацией… призраки не отпирают двери, так? Они просто проходят сквозьних или просачиваются в помещение через щели в полу.