огромная, старая, из настоящей кожи, перетянутая множеством ремней и, очевидно, тяжелая. И вправду, поднять ее на высоту прилавка, чтоб показать мистеру Брауну, посетительнице не удалось, пока Майкл не помог ей, нагнувшись и подтолкнув сумку снизу.

Благодаря его, пожилая леди улыбнулась, и, хотя ее волосы побелели от седины, таких ясных, ярко-голубых глаз Майкл в жизни еще не видал, а улыбка, пусть довольно долгая, казалось, померкла как-то слишком уж быстро. Повернувшись к поднятой на прилавок сумке, посетительница принялась расстегивать пряжки ремней – широких, черных, наводивших на мысли о лошадиной упряжи. Охваченный любопытством, Майкл выпрямился, вытянулся во весь рост, изо всех сил стараясь принять вид человека взрослого, которого и в голову никому не придет турнуть прочь.

Из недр огромной кожаной сумки появилась на свет книга вполне обычной величины, в темно-коричневом переплете, со светлыми, изжелта-бурыми страницами. Картинок, как в настоящих книгах, в ней, кажется, не имелось, зато сколько на каждой странице пестрело слов, сколько фраз… а Майкл уже дорос до тех лет, когда нет-нет да начинаешь подумывать: наверное, лучше б уж в книжке, наоборот, было поменьше картинок и побольше слов.

Мистер Браун присвистнул.

– Да, – кивнула посетительница, – древность нешуточная.

– Так с этим вам, знаете ли, не ко мне, – пролепетал мистер Браун, нерешительно, будто в ожидании окрика, запрета, перелистнув пару страниц. – Я бы на вашем месте обратился к Кальменову с Уайтчепелом…

– Обращалась, – заверила его посетительница. – Не берут. Не соглашаются на мои условия, а на других условиях я предложить ее никому не могу. Вы, значит, тоже взять не хотите?

Мистер Браун задумался.

– Ваши условия мне неизвестны… но нет. Не мое это. Не мой масштаб. Хотелось бы, но… – Умолкнув, он почесал подбородок. – Обманывать вас я не намерен, а чтоб дать вам настоящую цену, мне собственных средств не хватит. Придется в долги влезть, а после, возможно, не один год искать покупателя…

Тут Майкл и заметил в руке пожилой леди деньги, хотя ни из кошелька, ни из кармана она их вроде бы не доставала. Возможно, деньги лежали в черной кожаной сумке вместе с коричневой книжкой?

– Это вам, – пояснила посетительница, кладя деньги на прилавок. – За то, что возьмете книгу. На моих условиях.

Взглянув на деньги, мистер Браун крепко зажмурился, открыл глаза, вновь поглядел на деньги и, наконец, как только Майкл решил, что продолжать разговора он не намерен, сказал:

– А что же у вас за условия?

– Этой старинной книгой…

Книгу мистер Браун во время разговора закрыл, и пожилая леди легонько стукнула длинным ногтем по истертому коричневому переплету.

– Этой старинной книгой мой покойный муж дорожил больше всего на свете. Всем сердцем ее любил.

– Вполне его понимаю, – заметил мистер Браун. – Я ведь и сам не чужд коллекционированию, хотя о подобных вещах не могу даже мечтать.

– А книга любила его. Он не раз говорил так, и… – Голос пожилой леди дрогнул, зазвучал тише. – И отнюдь не шутя. О да, шутник он был изрядный, но на этот счет не шутил, нет. В браке мы прожили почти пятьдесят лет. Поверьте, уж я-то понимала, когда он шутит, а когда серьезен.

– Нисколько не сомневаюсь, – кивнув, заверил ее мистер Браун.

– Так вот, он велел в случае его смерти… понимаете, некоторая опасность ему угрожала уже не один год, но он из-за этого не унывал, духом не падал – просто мыслил практически. Как и я. Что мне следует сделать, если с ним вдруг случится худшее, мы обговорили давно.

Мистер Браун сказал, что на его взгляд это – дело разумное.

– Возьмите деньги. Немедля. Я серьезно. Деньги ваши, и нечего им лежать здесь, у всех на виду.

Мистер Браун послушался.

– Муж велел в случае его смерти выставить книгу на продажу. Нового владельца пусть, дескать, выбирает сама, а ты – то есть я – просто доверься ее суждению. Вот только… – Пожилая леди снова запнулась. – Вот только каким образом на продажу ее выставить, не сказал. Думала я рекламный ролик в эфир запустить, но на него же тысячи откликнутся сумасбродов!

Мистер Браун кивнул, но за его согласие с хозяйкой книги по этому поводу Майкл бы ручаться не стал.

– Подумала я и решила: тут лучше всего привлечь на помощь торговца книгами. Человека, владеющего магазином, где ее можно выставить. Человека наподобие вас. Зовут меня Кэтлин Хиггинс. Вот карточка; желающие пусть со мной свяжутся.

На этот раз с кивком мистер Браун здорово запоздал и голову склонил еле заметно.

– Только предупреждайте каждого: книги я могу и не продать. Появится подходящий владелец, она мне сама даст знать… надеюсь, – закончила Кэтлин Хиггинс и так закусила губу, что у Майкла сердце защемило от жалости.

Проводив Кэтлин Хиггинс, мистер Браун поместил бережно раскрытую посредине книгу в коричневом переплете под стекло самой дальней от входа витрины, а сверху пристроил собственноручно написанную табличку. Ну, а когда мистер Браун (бросив на книгу полдюжины обеспокоенных взглядов) тоже ушел, удалился к себе в кабинет над магазинчиком, Майкл вышел за порог и прочел на табличке:

ИНКУНАБУЛА

Продажа от собственника

Ждем ваших предложений

Как уже было сказано, открытая посредине, книга стояла на небольшой подставке, конечно, не деревянной, но очень похожей на настоящее дерево, и Майкл с радостью, с замиранием сердца обнаружил, что открыта она, будто дверь, да не куда-нибудь – в сказку.

Истории из эпохи Севериана

Карта[7]

Накануне вечером он, позабыв обо всех своих планах, дрался, как зверь, ослепший от крови, заливавшей глаза после того, как Лет расшиб о его темя умывальный кувшин.

Возможно, так оно вышло только к лучшему… однако не забери они его нож, пока он спал – вполне мог бы прирезать обоих.

– Гляди, осерчает мастер Гюрло!..

Так среди них обычно говорилось, чтоб, припугнув товарища, призвать его к порядку, отвратить от проказ. Конечно, Севериан тоже здорово разозлился бы, это уж наверняка, а Севериан не раз задавал ему взбучку… Вспомнив об этом, он сплюнул запекшейся кровью. Да, от Севериана ему доставалось куда сильнее, чем от Лета с Синтихией накануне! Недаром Севериан был капитаном учеников целый год, до его собственного капитанства.

Теперь Севериан стал Автархом. Теперь Севериан – закон, и душегубы принимают смерть от руки закона…

В люк сверху забарабанили. Громко. Вновь сплюнув – на сей раз в поганое ведерко, он хрипло гаркнул в сторону продуха:

– Эй!

Света, падавшего вниз сквозь продух, оказалось довольно, чтоб разглядеть