Он ждал ответа Терри, но не дождался. Джонни еще раз обдумалслучившееся и пришел к выводу, что ничего особенного не произошло, просто егорука не забыла, чему ее научили, когда он бросал мяч, и использовала этинавыки, бросая обыкновенный молоток. Так что никаких спецэффектов. Никакихчудес. Ужас, пустота, отчаяние, которые он испытывал, — это только эмоции. Всепройдет. Сейчас его задача — отсоединить вездеход от прицепа с рудой, вышибивэтим самым молотком шплинт. А потом сесть в вездеход и покинуть это жуткое…

— Да вы у нас снайпер, — донеслось с порога.

Джонни обернулся. Там стоял мальчик. Дэвид. Он смотрел наволка. Потом перевел взгляд на Джонни. Лицо суровое, без тени улыбки.

— Повезло, — ответил Джонни.

— Вы думаете, дело в этом?

— Твой отец знает о том, что ты ушел, Дэвид?

— Знает.

— Если ты заявился сюда, чтобы убедить меня остаться, толкуне будет. — Джонни наклонился над соединительной муфтой и попытался выбитьшплинт, но промахнулся и только ударился костяшками пальцев о металл. Онвскрикнул от боли и сунул поцарапанные костяшки в рот. Однако этим самыммолотком он попал волку между глаз, он…

Продолжение мысли Джонни отсек. Вытащил руку изо рта, крепчесжал рукоятку и вновь склонился над муфтой На этот раз он не промахнулся Шплинтвыскочил из паза. запрыгал по полу и остановился под болтающимися ногамиженщины, которая выглядела как Терри.

Я не собираюсь убеждать себя, что и здесь мне помогли, решилДжонни.

— Дэвид, если ты пришел поговорить о теологии, это тоженапрасный труд. А вот если хочешь прокатиться со мной в Остин…

Он замолчал. Мальчик держал что-то в руке и протягивал ему.Между ними, на полу лаборатории, лежал мертвый волк.

— Что это? — спросил Джонни, зная ответ. Зрение еще неподвело его. Внезапно во рту у него пересохло. Почему ты преследуешь меня? Этотмысленный вопрос, похоже, был обращен не к мальчику. Почему бы не забыть обомне? Не оставить меня в покое?

— Ваш бумажник. — Дэвид пристально смотрел на Джонни. — Онвыпал из вашего кармана в грузовике. Я принес его вам. Там все ваши документына тот случай, если вы забудете, кто вы.

— Очень забавно.

— Я не шучу.

— Так чего ты хочешь? — прохрипел Джонни. — Вознаграждения?Хорошо. Запиши свой адрес, я пришлю тебе двадцать баксов или книжку савтографом. Или фотографию Элберта Белля с его росписью. Ты вроде бы собираешьфотографии знаменитых бейсболистов. Я могу это сделать. Все, что скажешь. Все,что пожелает твоя разыгравшаяся фантазия.

Дэвид бросил быстрый взгляд на волка.

— Очень уж точный бросок для человека, который с четырехдюймов не может попасть по шплинту соединительной муфты.

— Заткнись, умник. Неси сюда бумажник, раз уж пришел. Илибрось его мне, если не хочешь подходить. А то можешь оставить его себе.

— В нем есть фотография. Вы и еще два парня стоите передкаким-то заведением. Называется оно «Вьетконговский наблюдательный пост». Ядумаю, это бар.

— Да, бар, — согласился Джонни и шевельнул пальцами, все ещесжимавшими рукоятку молотка, не обращая внимания на боль в поцарапанныхкостяшках. — Высокий парень на фотографии — Дэвид Холберстам. Очень известныйписатель. Историк. Бейсбольный болельщик.

— Меня больше заинтересовал мужчина, стоящий посередине,обычного роста, — ответил Дэвид, и тут же глубинная, самая глубинная часть душиДжонни поняла, к чему клонит мальчик, что он сейчас скажет, и протестующезастонала. — Мужчина в серой футболке и бейсбольной кепке с эмблемой «Янки».Этот мужчина показывал мне Китайскую шахту с моего «вьетконговскогонаблюдательного поста». А ведь на фотографии посередине стоите вы.

— Бред какой-то, — фыркнул Джонни. — Безумный бред, которыйты несешь с того самого…

Держа бумажник в руке, Дэвид пропел:

— «Мне плохо… мне совсем плохо… спросите нашего семейногодоктора, что со мной…»

Джонни словно получил пулю в грудь. Молоток выпал из егоразом ослабевшей руки.

— Прекрати, — прошептал он.

— «Ты можешь сказать мне… что мучит меня…. И отвечал он:да-да-да…»

— Прекрати! — заорал Джонни, и тут же радио ответило взрывомстатических помех. Он почувствовал, как внутри что-то зашевелилось. Что-точудовищное. Заскользило. Словно лавина с гор. Почему пришел этот мальчик?Разумеется, потому что его послали. Это не вина Дэвида. И вопрос в том, почемуужасный хозяин Дэвида не оставит их обоих в покое?

— «Рэскелз», — пояснил Дэвид. — Только тогда они ещеназывались «Янг рэскелз». Солист — Феликс Кавальер. Отличный певец. Он пел этупесню, когда вы умерли, Джонни, не так ли?

Феликс Кавальер все пел: «Мне плохо… мне совсем плохо», — аперед мысленным взором Джонни проносились различные образы: солдаты вьетнамскойармии ростом не больше американских шестиклассников, раздвигающие ягодицымертвых в поисках спрятанных сокровищ, — отвратительные стервятникиотвратительной войны, кан тахи в кан таках, возвращение к Терри с триппером впаху и обезьянкой на плече; отвешенная ей оплеуха, после того как она пустилакакую-то шпильку насчет войны (его войны, сказала она, словно именно он выдумалэту гребаную бойню), такая сильная оплеуха, что кровь потекла у нее и из носа,и из губы (семейная жизнь затянулась еще на год с небольшим, но окончилась онаименно тогда, в терминале «Юнайтед эйрлайнз» аэропорта Ла-Гуардиа); Энтрегьян,пинающий его, когда он корчился от боли на асфальте шоссе 50, пинающий нелитературного льва, или лауреата Национальной книжной премии, или единственногописателя-мужчину Америки, чьи произведения что-то да значат, а толстобрюхогостарикана в сверхдорогой мотоциклетной куртке, такого же смертного, как и всеостальные; Энтрегьян, заявляющий, что предполагаемое название еще не написаннойкниги Джонни бесит его, вызывает у него ярость.

— Я туда не вернусь, — упрямо покачал головой Джонни. — Ниради тебя, ни ради Стива или твоего отца, ни ради Мэри или всего мира. Невернусь. — Он поднял молоток и ударил им по прицепу, как бы подтверждая своислова. — Ты слышишь меня, Дэвид? Ты напрасно теряешь время. Я не вернусь! Невернусь! Не вернусь! Не вернусь!

— Сначала я не понял, как вы могли там оказаться, —продолжал Дэвид, словно не слыша Джонни. — Это же Страна мертвых, вы сами такназвали ее, Джонни. А вы-то живой. Так я, во всяком случае, думал. Даже послетого, как увидел шрам. — Он указал на запястье Джонни. — Вы умерли… Когда? Вшестьдесят шестом? Шестьдесят восьмом? Полагаю, это не важно. Когда человекперестает изменяться, перестает чувствовать, он умирает. Потом вы пыталисьпокончить с собой, словно играли в догонялки. Ведь так? — Мальчик сочувственноему улыбнулся. — Джонни, стараниями Бога восстают из мертвых.