— Господи, не надо мне этого говорить, — прошептал Джонни. —Я не хочу восставать из мертвых. — Но в голосе его звучало сомнение. Идоносился он издалека, словно принадлежал не ему, а кому-то еще.

— Поздно. Это уже произошло.

— Катись отсюда, маленький герой, я уезжаю в Остин. Ты меняслышишь? В гребаный Остин!

— Тэк доберется туда раньше, чем вы. — Дэвид по-прежнемудержал в руке бумажник с фотографией Джонни, Дэвида Холберстама и ДаффиПайнетта, стоящих у паршивого бара «Вьетконговский наблюдательный пост».Обычная забегаловка, но лучший музыкальный автомат во всем Вьетнаме.«Вурлитзер». Джонни почувствовал во рту вкус пива «Кайрин», услышал «Рэскелз»,барабаны, орган, ощутил влажную жару, ослеп от яркого солнца, до его ноздрейдонеслись испарения влажной земли, пахнущей как женская «киска». И песня этанеслась тогда из каждого окна, каждого радиоприемника, каждого проезжающегоавтомобиля. Песня, ставшая для него Вьетнамом: «Мне плохо… мне совсем плохо…спросите нашего семейного доктора, что со мной…».

— Остин, — выдохнул Джонни. Но чувство раздвоенности оставалось,даже нарастало.

— Если вы сейчас уедете, Тэк будет поджидать вас во многихместах, — неумолимо гнул свое Дэвид, держа в руках бумажник с ненавистнойфотографией. — Не только в Остине. В отелях. В аудиториях. На ленчах, где людиобсуждают книги и все такое. Когда вы будете с женщиной, то на вашу долюпридется лишь раздевание, а трахать ее будет Тэк. Но самое страшное, что такаяжизнь может затянуться надолго. Вы станете кан де лаш, сердцем бестелого. Михим сан ини. Дырой в глазу.

Джонни попытался выкрикнуть: «Не стану!», но ни звука несорвалось с его губ. А когда он вновь ударил по прицепу, молоток вывалился изего пальцев. Рука лишилась силы. Ноги заходили ходуном, колени началиподгибаться. Всхлипнув, Джонни упал на них. Чувство раздвоенности достиглопика, и он понял, с негодованием и смирением, что чувство это настоящее,реальное. Он действительно разделил себя надвое. Был Джон Эдуард Маринвилл,который не верил в Бога и не хотел, чтобы Бог верил в него; этот Маринвиллстремился уехать и понимал, что Остин будет лишь первой остановкой на долгомпути. Но был и Джонни, который хотел остаться. Более того, рвался в бой.Который соглашался даже на то, чтобы умереть во имя Бога Дэвида, сжечь себя вэтой борьбе, как сгорает мотылек на стекле керосиновой лампы.

Самоубийство, кричало его сердце. Самоубийство,самоубийство!

Вьетнамские солдаты, эти ударенные войной оптимисты, ищущиеалмазы в задницах. Пьяница с бутылкой пива в руке, вылезающий из бассейнаотеля, смеющийся в объективы фото- и телекамер. Кровь, текущая из носа Терри,ее округлившиеся от изумления глаза и голос диктора, объявляющий, что посадкана самолет, вылетающий рейсом 507 в Джэксонвилл, производится в секции Б7. Коп,пинающий его, корчащегося от боли на разделительной полосе шоссе. Меня этобесит, приговаривал при этом коп. Вернее, это приводит меня в ярость.

Джонни почувствовал, как он покидает собственное тело, какего хватают какие-то руки и выдергивают из плоти, словно репку с грядки. В видепризрака стоял он рядом с коленопреклоненным мужчиной и смотрел, как тотпротягивает руки.

— Я его возьму. — Коленопреклоненный мужчина плакал. —Возьму свой бумажник, какого черта, давай его сюда.

Он увидел, как мальчик подошел к коленопреклоненному мужчинеи опустился рядом с ним на колени. Коленопреклоненный мужчина взял бумажник изасунул его в карман, чтобы он не мешал ему сложить руки ладонями вместе, палецк пальцу, как это сделал Дэвид.

— Что я должен сказать? — плача спросил коленопреклоненныймужчина. — Дэвид, с чего начать, что я должен сказать?

— С того, что в сердце твоем, — ответил коленопреклоненныймальчик, и вот тогда призрак сдался и воссоединился с мужчиной. И мир сразустал чистым и прозрачным, словно осветился, очистился, и в ушах Джонни вновьзазвучал голос Феликса Кавальера: «Да, — сказал доктор, — нет проблем — у тебялихорадка, у меня — лекарство».

— Помоги мне, Господи. — Джонни поднял руки на уровень глаз,чтобы хорошо их видеть. — Господи, пожалуйста, помоги мне. Помоги мне сделатьто, ради чего я послан сюда, помоги мне стать единым, помоги мне жить. Господи,помоги мне жить заново.

2

Я все-таки поймаю тебя, сука, торжествующе подумал демон.

Поначалу шансы представлялись ему минимальными. Около гребнярасстояние до оз па сократилось до двадцати ярдов, каких-то паршивыхшестидесяти футов, но эта сука сумела поднапрячься и осилить остаток подъема. Ауж на спуске начала резко увеличивать отрыв с двадцати до шестидесяти ярдов,потом до ста пятидесяти. Она могла вдыхать полной грудью, а потомукомпенсировала недостаток кислорода. А вот тело Эллен Карвер, наоборот, могловсе меньше и меньше. Вагинальное кровотечение превратилось в поток, телу ЭлленКарвер осталось жить максимум двадцать минут… но, если Тэк сможет добраться доМэри, какая разница, когда пойдет в расход тело Эллен. Однако на гребне валачто-то лопнуло в левом легком Эллен. Теперь с каждым выдохом кровь хлестала износа и рта. Тело не получало достаточно кислорода. Одного легкого не хваталодля погони.

Потом случилось чудо. Мэри бежала слишком быстро для такогоуклона, да еще часто оглядывалась, поэтому в какой-то момент ноги ее заплелись,и она кубарем покатилась по склону. Мэри замерла лицом вниз, раскинув дрожащиеруки. Потом Тэк увидел, что она пытается приподняться на колено. Но нога еевновь разогнулась, и сука осталась лежать на дороге.

Скорее! Скорее! Тэк ах ван!

Тэк заставил тело Эллен прибавить шагу, бросая в бойпоследние остатки энергии, рассчитывая на то, что не позволит телу Элленупасть, как упала эта тварь. В горле Эллен клокотала кровь, сердце работало напределе. Но Тэк знал, что тело еще чуть-чуть протянет. Чуть-чуть. Больше-то ине надо.

Сто пятьдесят ярдов.

Сто двадцать.

Тэк бежал к распростертой на дороге женщине, победно,торжествующе крича. Разделяющее их расстояние неумолимо сокращалось.

3

Что-то к ней приближалось, Мэри это слышала, что-то орущее,выкрикивающее гортанным, клокочущим голосом непонятные слова. Она слышалагремящие по гравию шаги, которые отдавались в ее голове все громче. Впрочем, ееэто особенно не волновало. Чего не услышишь во сне. А ведь это же сон… неправда ли?

Вставай, Мэри! Ты должна встать!

Мэри приподняла голову, огляделась и увидела стремительноприближающееся к ней ужасное существо, впрочем, вполне уместное для сна. Волосыу этого существа торчали во все стороны, один глаз вывалился на щеку, кровь прикаждом выдохе хлестала изо рта. И лицо было звериным. Зверь этот, голодныйзверь, собрал все силы для последнего рывка.