— Должно быть, из журнала «Квершнитт». Вы виделись сВеддеркопом? — Нет. Но он заходил сюда с Джорджем. Он повидается с вами, небеспокойтесь. Наверно, он хотел сначала заплатить вам. — Здесь шестьсотфранков. Он пишет, что это еще не все. — Как хорошо, что вы спросили меня прописьма. До чего же он милый, этот мистер Очень Приятно!

— Чертовски забавно, что мои вещи покупают только вГермании. Он да еще «Франкфуртер цейтунг».

— Правда, забавно. Но не стоит огорчаться. Можете продатьсвои рассказы Форду, — поддразнила она меня.

— По тридцать франков за страницу. Скажем, по рассказу раз втри месяца в «Трансатлантих». Значит, за рассказ в пять страниц-сто пятьдесятфранков в квартал, иначе говоря, шестьсот франков в год. — Слушайте, Хемингуэй,не думайте о том, сколько вам за них сейчас платят. Важно то, что вы можете ихписать.

— Знаю. Я могу писать рассказы. Но ведь их никто не берет. Стех пор как я бросил журналистику, я ничего не зарабатываю. — Не огорчайтесь,их еще купят. Смотрите, за один вы ведь уже получили.

— Извините, Сильвия. Простите, что я заговорил об этом. — Зачто же извиняться? Говорите, сколько угодно, и об этом, и о чем хотите. Развевы не знаете, что писатели только и говорят что о своих бедах? Но обещайте мне,что перестанете волноваться и будете питаться как следует.

— Обещаю.

— Тогда отправляйтесь домой обедать.

Выйдя из лавки на улицу Одеон, я почувствовал отвращение ксебе за эти жалобы. Всему виной моя собственная глупость. Надо было купитьбольшой ломоть хлеба и съесть его, вместо того чтобы ходить голодным. Я дажепочувствовал вкус румяной, хрустящей корочки. Но ее надо чем-то запить."Ах ты, чертов нытик, вздумал корчить из себя святого мученика! — сказал ясебе. — Ты бросил журналистику по доброй воле. У тебя есть кредит, и Сильвиявсегда одолжила бы тебе денег. Так уже не раз бывало. Тут и сомневаться нечего.Но ты все стараешься найти себе оправдание. Голод полезен для здоровья, икартины действительно смотрятся лучше на пустой желудок. Но еда тоже чудеснаяштука, и знаешь ли ты, где будешь сейчас обедать? У Липпа-вот ты где будешьесть. И пить тоже. До Липпа было недалеко, и все те места на пути к нему,которые мой желудок замечал так же быстро, как глаза или нос, теперь делалиэтот путь особенно приятным. В brasserie[20] было пусто, и, когда я сел застолик у стены, спиной к зеркалу, и официант спросил, подать ли мне пива, язаказал distinguй-большую стеклянную литровую кружку-и картофельный салат. Пивооказалось очень холодным, и пить его было необыкновенно приятно. Картофельныйсалат был хорошо приготовлен и приправлен уксусом и красным перцем, а оливковоемасло было превосходным. Я посыпал салат черным перцем и обмакнул хлеб воливковое масло. После первого жадного глотка пива я стал есть и пить неторопясь. Когда с салатом было покончено, я заказал еще порцию, а такжеcervelas-большую толстую сосиску, разрезанную вдоль на две части и политуюособым горчичным соусом.

Я собрал хлебом все масло и весь соус и медленно потягивалпиво, но оно уже не было таким холодным, и тогда, допив его, я заказалполлитровую кружку и смотрел, как она наполнялась. Пиво показалось мнехолоднее, чем прежде, и я выпил половину.

«Вовсе я не волнуюсь», — думал я. Я знал, что мои рассказыхороши и что рано или поздно кто-нибудь напечатает их и на родине. Отказываясьот газетной работы, я не сомневался, что рассказы будут опубликованы. Но одинза другим они возвращались ко мне. Моя уверенность объяснялась тем, что ЭдвардО`Брайен включил рассказ «Мой старик» в сборник «Лучшие рассказы года» и посвятитэтот сборник мне. Я рассмеялся и отхлебнул из кружки пива. Этот рассказ не былнапечатан ни в одном журнале, и О`Брайен поместил его в сборник вопреки всемсвоим правилам. Я снова рассмеялся, и официант взглянул на меня. Смешно мнебыло потому, что при всем том мою фамилию он написал неправильно. Это был одиниз двух рассказов, оставшихся у меня после того, как все написанное мною былоукрадено у Хэдли на Лионском вокзале вместе с чемоданом, в котором она везлавсе мои рукописи в Лозанну, чтобы устроить мне сюрприз-дать возможностьпоработать над ними во время нашего отдыха в горах. Она уложила в папкиоригиналы, машинописные экземпляры и все копии. Рассказ, о котором идет речь,сохранился только потому, что Линкольн Стеффенс отправил его какому-то редактору,а тот отослал его обратно. Все остальные рассказы украли, а этот лежал напочте. Второй рассказ, «У нас в Мичигане», был написан до того, как у нас вдоме побывала мисс Стайн. Я так и не перепечатал его на машинке, потому что онаобъявила его inaccrochable. Он завалялся в одном из ящиков стола.